- То есть, вы не верите в альтруистов?

- Не верю.

- Моему наставнику было безразлично, сколько у него пар обуви. И костюму его было десять лет. Он не понимал, зачем ему тратить время на поиски нового… или…

- Чем он занимался? – перебил князь.

- Наукой. Он… у него была теория… он работал с ней. Над ней. Собирался книгу издать, но…

Рассказывать о наставнике, пожалуй, не стоило.

- Книгу… книги – это хорошо… источник мудрости… а вот если, скажем, у него появилась бы возможность издать свою книгу, но за личные средства?

Сырники Себастьян разрезал на четыре части. Каждую поливал щедро черничным вареньем и, наколов на вилку, отправлял в рот. При чем умудрялся это провернуть так, что ни капли варенья не упало на скатерть.

- Или вот захотелось бы ему школу основать… или не школу, но взять учеников… не одну девицу, с которой судьба свела, но с полдюжины талантливых ребят… конечно, хорошо бы, чтоб родители этих ребят за учебу платили, но сие навряд ли… а вот ситуация, когда наши гипотетические ученики сами бедны, что храмовые мыши, вполне себе реальна. Следовательно, что?

- Что? – эхом повторила Катарина.

- Следовательно, нуждаются в поддержке, пусть и в малой… обед там горячий. Ужин. Одежонка зимняя, да и летняя… - он мечтательно зажмурился. – И вот представьте ситуацию, когда возможность передать накопленные знания и вырастить талантливого преемника зависит исключительно от такой низменной вещи, как деньги…

- Вы… не понимаете.

Вот что за нелюдь! Так и норовит все опошлить… и главное, сходу и не поймешь, что возразить.

- Объясните, - этот нахал проводил томным взглядом официантку, которая – вот что за манера заниматься на рабочем месте нерабочими делами? – далеко от столика не отходила. Встала, оперлась на декоративную колонну, пуговку на блузе будто случайно расстегнула, волосы взбила…

- Вчера убили мою соседку, - Катарина заставила себя не смотреть на официантку. Если князю охота – пускай, в конце концов ее не моральный облик случайного гостя блюсти поставили. – Мой коллега.

- Бывает, - он нисколько не удивился. – Вас это задело?

- Нет. Да. Не знаю… я… - она вздохнула и призналась. – Я запуталась. Мне кажется, что это имеет отношение к… к нашему делу… но все вокруг говорят, будто я ошибаюсь.

Он чужак.

Случайная величина. Он точно не заинтересован ни в перераспределении мест, ни в том, как процент раскрываемости на карьеру повлияет, ни… и выслушать выслушает.

- Все… все – это кто?

- Мой начальник…

- Которому неохота устраивать долгое разбирательство?

- Да.

- А ваш коллега?

- Он умер.

Князь оглядел стол и, подвинув к себе высокую креманку, произнес:

- Весьма удобно… для вашего начальника. Дело можно списать в архив. Ни суда, ни…

- Он признался. Перед смертью. Точнее все, им сказанное, можно истолковать как признание…

- А можно…

- А можно и не истолковать, - Катарина злилась. Она тут, можно сказать, душу изливает или почти душу, а он, вместо того, чтобы внимать и сочувствовать, варенье ест.

- Любопытно… но вас смущает не только это?

- Не только… убитая незадолго до смерти предлагала мне сделку. Информацию по делу взамен на кое-какие вещи…

- Контрабанду.

Какое удивительное понимание.

- Ничего особенного. Чулки там и…

- И вы отказались?

- Да.

- А теперь жалеете?

- Да.

- Не можете отделаться от мысли, что убили ее из-за вас, из-за этой информации, которой она якобы обладала, - варенье князь ел столь же аккуратно, как и сырники. И эта его манерность, костюм из светлого сукна – надо же, сыскался в универмаге такой под нестандартную князеву фигуру – невероятно раздражали.