- Правду, - она выдержала взгляд панны Белялинской. – Мы только познакомились, и сразу замуж?

- Я в вас влюблен!

- Уже?

- С первого взгляда, - жених неловко поднялся и отряхнул костюмчик. – Я как узрел вас, так сразу и понял, что вот она, женщина, с которой я могу быть счастлив!

Звучало хорошо.

И, та, прошлая Гражина, мечтала о подобном. Чтобы любовь, чтобы с первого взгляда и на всю жизнь… чтобы сердца в унисон и за руку держаться… и робкий поцелуй в щеку… стоило представить, как жених целует ее, прикасается к щеке розовыми влажными губами, и Гражину передернуло.

- Боюсь, - сдержанно сказала она, - не могу сказать о том же.

Воцарилось молчание.

Настороженное.

Злое?

- Мы с вами толком и не знакомы, - та прошлая Гражина никуда не исчезла. Ей было до жути неудобно за поведение Гражины нынешней, за злые ее слова и то смущение, которое должен был бы испытывать несчастный юноша после отказа. А вот нынешняя почему-то была уверена, что испытывает он отнюдь не смущение, а ярость, которую отчаянно силится скрыть. – И при всем уважении, я не готова связать свою жизнь с человеком, которого вижу впервые…

Она подхватила юбки.

Показалось вдруг, что панна Белялинска сейчас ударит.

Глупость… конечно, показалось… а матушка встала, чашечку с кофием нетронутым на столик вернула и произнесла.

- Нам, пожалуй, пора… - и голос ее был на диво спокоен.

- А я…

- Еще встретимся, надеюсь, - солгала Гражина. И жених ожил, встрепенулся.

- Конечно, встретимся, и в сердце своем я буду хранить надежду, что вы, о прекрасная Гражина, смилостивитесь…

- Храните, - Гражина решила быть великодушной.

В конце концов, чужие надежды ей жить не мешают.

Уже в экипаже матушка поинтересовалась:

- Он и вправду тебе не нравится?

Гражина вздохнула.

Началось? Сейчас ей выскажут и за поведение неподобающее. И за грубость. И еще за неспособность хоть раз в жизни послушать маму и ответить согласием своему счастью…

- Он глуп.

- Так и ты не шибко разумна, - матушка вытащила любимую табакерку и, откинувши крышечку мизинцем, ухватила щепоть табаку.

- Вот именно, - Гражина наблюдала за матушкой искоса. Странно, что та столь спокойна и даже довольною выглядит. – Если даже мне заметно, что он дурак…

- Зато красивый.

- Я не любоваться им собираюсь, а жить…

- Состоятельный?

- Мы сами не бедны.

- При титуле…

- Как нам сказали…

Матушка чихнула и довольно зажмурилась. А Гражина, радуясь тому, что неприятная беседа откладывается, продолжила.

- Что мы о нем знаем? Появился вдруг. Состоятельный и знатный. Красивый, как вы сказали… не особо умный. Почему тогда до сих пор не женатый? Неужели в Познаньске охотников не нашлось? Охотниц, - поправилась она. – А если там не сгодился, чтоб женить, то нам тогда зачем?

Матушка закрыла табакерку.

Сделала глубокий вдох, очи прикрыла… задумалась, стало быть…

- Верно говоришь, доченька, - наконец, произнесла она. – Всем хорош, да только… как петушок золоченый. Сковырнешь позолоту и сахар один. А от сахару зубы болят… нет, нам такой жених не нужен.

Никакой не нужен.

У нее уже есть один, тот, чье имя в королевстве произносить не принято. И матушка, услышь это имя, придет в ужас, а то и вовсе обезумеет от гнева… что сделает? Запретит упоминать? Сразу за вожжи возьмется? Нет, вожжами она только грозится горазда, а никого никогда не тронула, даже Матренку, которая новое бархатное платье испоганила, только за косу оттаскала во гневе, после ж сама винилась и платье порченное отдала. Матренка из него юбку себе пошила, форсила после перед остальными…

…вожжи вожжами, а вот в монастырь какой на покаяние отправит.