В лагере находились лишь один старик, шесть женщин и семеро детей. Не найдя действительного врага, турецкие кавалеристы в своем гневе разнесли лагерь и перерезали его беспомощных обитателей. Люди даманийе с вершин холмов услышали крики, когда было уже слишком поздно. Они бросились к дороге, по которой возвращались убийцы, и в своей ярости перебили их почти до последнего человека.

Чтобы завершить свою месть, они штурмовали уже несколько ослабленный форт и взяли его при первом же своем свирепом натиске, при чем пленных не брали.

Мы поспешно оседлали наших верблюдов, и не прошло и десяти минут, как мы навьючили их и выступили к Гадир эль-Хаджу, первой железнодорожной станции на юг от Маана, на нашем прямом пути к Абу эль-Лиссану.

Одновременно мы отделили небольшой отряд, чтобы он пересек железную дорогу как раз выше Маана, и тем отвлек бы внимание неприятеля в другую сторону.

Нашей задачей, главным образом, являлось создать угрозу крупным стадам верблюдов, пригнанных больными с палестинского фронта[35] которых турки пасли на выгонах равнин Шобеко, подготовляя их к дальнейшей работе до тех пор, пока они вновь не станут работоспособными.

Мы высчитали, что известие о поражении при Фувейле достигнет Маана не раньше утра, и они не смогут до наступления ночи пригнать этих верблюдов (если даже предположить, что нашему северному отряду не удастся захватить их) и снарядить вспомогательную экспедицию.

С этой надеждой мы безостановочно ехали сквозь марево до полудня, когда мы спустились к железнодорожному полотну и, освободив его на большом протяжении от вражеских дозоров и патрулей, занялись мостами захваченного участка. Маленький гарнизон Гадир Эль-Хаджа совершил вылазку против нас с мужеством неведения сил противника, но зной ослепил врага, и мы прогнали его с уроном.

Они бросились к телеграфу и известили Маан, в котором не мог не быть слышен гул от многократных взрывов. Наша цель заключалась в том, чтобы выманить противника ночью сюда, где он не нашел бы ни одного человека, но зато нашел бы множество уничтоженных мостов, так как мы действовали быстро и причинили большой ущерб. В течение шести минут мы успели взорвать десять мостов и полотно на большом протяжении.

После наступления сумерек, когда наше передвижение не могло быть видно, мы проехали на пять миль к западу от железной дороги. Тут к нам галопом подскакало трое всадников с донесением, что длинная колонна новых войск – пехоты и артиллерии – из Маана появилась у Абу эль-Лиссана. Людям даманийе, потерявшим боевую готовность после победы, пришлось покинуть свои позиции без боя. Они находились сейчас в Батре, поджидая нас.

Без единого выстрела мы потеряли Абу эль-Лиссан, блокгауз, ущелье и господство над дорогой к Акабе.

Это известие побудило нас к немедленным действиям. Мы нагрузили наших верблюдов и пустились в путь через волнистые возвышенности этой части сирийского плоскогорья.

Мы ехали всю ночь. Когда наступил рассвет, мы спускались к гребню холмов между Батрой и Абу эль-Лиссаном. На западе перед нами открывался чудесный вид на зелено-золотую равнину Гувейры, а дальше – на красноватые горы, скрывающие от взоров Акабу и море.

Гасим Абу-Дамейк, глава клана даманийе, беспокойно поджидал нас, окруженный своими отважными соплеменниками. Кровавые следы вчерашнего сражения еще видны были на их серых напряженных лицах. Они с глубокой радостью встретили Ауду и Насира.

Мы наспех выработали план и приступили к его осуществлению, сознавая, что не сможем двинуться вперед к Акабе, пока ущелье занято врагом. Если только мы не выбьем его оттуда, наши двухмесячные усилия и риск окажутся напрасными, не принеся даже первых плодов.