Как же ему хотелось работать с плотниками! Именно это желание побудило его к отважному шагу. Благодаря добросердечному мастеру он три недели упражнялся с деревяшками и вот создал нечто, чем можно было гордиться. Вещицу скромную, простенькое соединение двух брусков, но столь безупречно задуманное и выполненное, что всякий плотник был бы рад назвать ее делом своих рук.

Этот дар он вложил в руки Силверсливза с мольбой:

– Сударь, нельзя ли назначить меня в помощь плотникам?

Вертя изделие в своих лапищах, Ральф задумался. Если сделать из этого серва приличного мастера, то Мандевиль, несомненно, будет доволен. Безносый коротышка с большой башкой был всяко бесполезен в роли чернорабочего. И в тот момент Озрик был близок к осуществлению своей мечты.

Если бы не гибельная ошибка.

– Значит, решил, что способен стать плотником? – лениво осведомился Ральф.

Посчитав, что это поможет, Озрик ответил пылко:

– О да, сударь. Мой старший брат – отличный мастер. Я уверен, у меня тоже получится.

И удивился при виде странной, почти болезненной гримасы надсмотрщика.

Бедняга Озрик! Он знать не знал, на какую мозоль наступил. «Если мне не сравняться со старшим братцем, то с какой стати догонять своего этому ничтожеству?» – подумал Ральф.

А потому спокойно и вроде как не без мрачного удовольствия носатый нормандец вынес приговор:

– Твой брат – плотник, Озрик. Но ты всего лишь прах под ногами, а потому, дружок, останешься, где есть.

И он без всякой причины перетянул по унылому лицу мальчика хлыстом, а затем велел возвращаться к работе.


За столом друг против друга сидели двое. Какое-то время они молчали, обдумывая опасное дело, хотя любой мог сказать: «Если нас схватят, смерти не миновать».

Встречу в своем доме близ церкви Всех Святых назначил Барникель – ныне та выходила на поднимавшийся из земли Тауэр. Он сделал это по простой причине. Впервые за десять лет их преступной деятельности Барникель признался, что обеспокоен. И изложил основания.

Альфред же только что предложил выход.

Оглядываясь на прошлое, оружейник нередко дивился легкости, с которой втянулся в это дело. Едва ли он понимал, что происходит. Все началось десять лет назад летом, когда скоропостижно скончалась жена Барникеля. Его друзья и близкие сплотились всем миром, желая поддержать вдовца. Дети позвали и юного мастерового. Однажды вечером, когда Альфред собрался уйти, Датчанин приобнял его ручищей и шепнул на ухо: «Не сделаешь для меня работенку? Опасную». Альфред не раздумывал. Разве не был он обязан Датчанину всем, что имел? «Конечно», – ответил он. «Твой наставник скажет, что делать», – тихо произнес Барникель и тем ограничился.

Времена были непростые. Король Вильгельм еще далеко не вполне обезопасил свои владения. Мандевиль нервничал в Лондоне и часто вводил комендантский час. Одновременно потребности нормандского гарнизона в оснащении сохраняли востребованность оружейников. Альфред с мастером не раз задерживались после того, как вечерний колокол возвещал окончание рабочего дня.

И вот в один осенний вечер мастер сказал Альфреду:

– У меня есть еще одно дело, но ты можешь идти. – Когда же тот вызвался помочь, он тихо продолжил: – Это для Барникеля. Ты не обязан оставаться.

Последовало короткое молчание. Альфред понял.

– Я займусь, – произнес он.

После той судьбоносной ночи они часто задерживались в мастерской допоздна. Это не вызывало подозрений, поскольку работали якобы на Мандевиля. И все же им приходилось соблюдать осторожность. Они всегда закрывали дверь на засов и держали официальные заказы под рукой, чтобы, войди к ним кто-нибудь, спрятать незаконно изготовленное оружие и предъявить разрешенное.