Наша «бездна неверности и давнего отпадения» имеет много причин, но первостепенны следующие: во-первых, это традиционное, едва ли не с Крещения Руси, двоеверие. То есть частичное православие и не забытые сакральные элементы язычества. И сегодня это сохраняется в финно-угорских и других этносах России. Во-вторых, это сильнейшее, разрушительное для веры, влияние образования и научных открытий XIX – начала ХХ в. – теории Дарвина, теории Маркса и Ленина, философии Ницше, теории Фрейда и других. Будущий православный писатель С. Нилус после окончания университета стал, как он пишет, неправославным человеком. Флоровский глубоко объяснил то, что может происходить с ученым или образованным человеком: «“Не-верующая наука”, конечно, никак не “нейтральна”. Это своего рода “против-богословие”»; и страстность в ней возможна «темная и злобная» [18, 518]. Поддавались даже священники – некоторые пытались сочетать доверительный интерес к Дарвину с верой в Библию.
В-третьих, это разлагающее влияние новыхсвобод, демократических аспектов жизнедеятельности после освобождения 1861 г. Народ (и тем более интеллигенция) стал больше полагаться не на Бога, а на самого себя, или исключительно на самого себя. И был более открыт новым идеям и идеологиям, особенно многообещающей и очень «научной» марксистской. Шла разночинная дифференциация населения, растекание бывших православных по социальным слоям, сектам, обществам, партиям, образам жизни, ценностям.
«Одержимость» и «порча» многих людей, помимо основной причины – отпадения от веры, во-первых, определялась острым желанием улучшить свою жизнь, и при этом предать фундаментальные основы Русской цивилизации. По аналогии с мотивами «апостола» Иуды Искариота.
Хотя, конечно, авторитет самодержавия с января 1905 г. был заметно подорван. Накануне октября 1917 г. в России произошло несколько крупнейших рабочих забастовок. Как написал св. Иоанн Кронштадтский об одной из них: «Своевольная, вредная для всех забастовка, полная анархия» [21, 421], с неповиновением начальству. Крестьяне мстили своим барам и поджигали помещичьи имения. На фронтах наблюдалось явное нежелание воевать со стороны многих солдат; имели место «братания» с противником. В социальных группах, в семьях был свой беспорядок, развал и хаос.
Во-вторых, Первая мировая война и заметные неудачи русской армии обострили противоречия в социально-политической и экономической жизни России. Слишком многие были недовольны. К этому добавилась безудержная агитация большевиков в среде солдатской массы и массовое дезертирство. Русский патриотизм становился из определяющей ценности ценностью второстепенной.
Н.А. Бердяев так описал события этого периода русской истории: Временное правительство провозгласило «отвлеченные гуманные принципы», без вдохновляющей силы и энергии для народных масс. Для русского человека они оказались слишком слабыми, как бы инвалидными мыслями. «Либеральные идеи были всегда слабы в России и у нас никогда не было либеральных идеологий, которые получали бы моральный авторитет и вдохновляли» [3, 30].
Это правительство не было способно справиться с «разлагающейся войной, разлагающейся армией и притом колоссальной, многомиллионной армией» [3, 114]. «Только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии» [там же]. И только большевики сумели демагогически внушить массам те лозунги и символы, которые помогли их организовать и захватить с их помощью власть.