Если пойдешь замуж, получи от меня проклятье в приданное. Будь ты холодна как лед и чиста как снег, все равно не избегнуть тебе клеветы. Стань монашкой. Прощай. Или, если уж тебе приспичит выйти замуж, выходи за дурака: умные слишком хорошо знают, каких монстров вы из них делаете. В женскую обитель – и поскорее! Прощай.

Такая отправка Офелии то ли в монастырь, то ли в бордель уже вполне тянет на реализацию ревнивых подозрений героя. Но квинтэссенция мотива ревности – это знаменитая сцена на сцене, мотив проявляется дважды: сначала в пантомиме, потом прямо в диалоге: король совершенно точно знает, что его жена изменит ему после его смерти, а лицемерность ее уверений заранее фиксируется еще в пантомиме. До измены сам драматический эпизод просто не доиграли (король не выдержал). Гамлет в роли хора вовсю разжигал мотив ревности, заложенный в пьесе. Причем прямым объектом обвинений в неверности он выбрал Офелию, таким образом перенося внешнюю ситуацию ревности (своего отца к матери) на собственную, внутреннюю ситуацию с Офелией. Вывод один: все женщины предательницы по своей природе (3.2.124–131):

Что еще человеку делать, если не забавляться? Например, посмотрите, как задорно сияют глаза моей матери, а ведь прошло всего лишь два часа, как умер мой отец.

Офелия

Нет, уже дважды два месяца, мой господин.

Гамлет

Так давно? Ну тогда пусть дьявол носит черное, а я облачусь в платье с соболями. О небеса! Умер два месяца назад, и не забыт еще? Значит, есть надежда, что память о великом человеке переживет его на полгода.

Мы видим, что, несмотря на то что спектакль, поставленный Гамлетом, достиг своей цели (виновность Клавдия доказана), Гамлет, хотя и ликует, радуясь эстетическим достижениям, но в своей ревности на этом не успокаивается. Уже в 4-й сцене он всю накопившуюся в его сердце ревность изливает уже прямо на свою мать (3.4.55–90):

Смотрите на портрет. И вот на этот.
Изображения обоих братьев…
Что за изящество, смотрите: кудри
Гипериона и Юпитера чело;
Взор Марса, чтоб повелевать, грозить;
Меркурий статью – словно легкий вестник
Слетел на холм, целующийся с небом;
Действительно, собранье лучших черт,
Ведь каждый бог свою печать поставил,
Чтоб миру гарантировать: вот муж,
Супруг ваш бывший. А теперь смотрите.
Супруг ваш новый: будто плесень села
На светлый образ брата. Где глаза?
Спуститься с этих солнечных вершин
За кормом на болото? Где глаза?
Тут нет любви в помине; в ваши годы
Волнение в крови укрощено,
Любовь покорно ждет оценки: что за мысль
Сюда шагнуть отсюда? Смысл-то здравый
В движеньях у вас есть; но разум ваш
В апоплексию впал: безумный так
Не ошибется. В исступленье полном
Нельзя не сохранить способность видеть
Такую разницу! Что это был за дьявол,
Что в жмурки вас обжулил? Осязанье
Вслепую даже; зрение одно,
Без рук и зренья слух, иль обонянье –
Малейшая способность к восприятью
Не обманула б. Стыд, где твой румянец?
Мятежный ад!
Раз можешь бунтовать в костях вдовы,
То пылкость юная пусть чистоту, как воск,
В огне спалит. Превозноси бесстыдство!
Когда навязчивая так безмерна страсть,
То и мороз способен припекать,
Ведь разум – сводник у желанья.

Гамлет обвиняет так бурно, что уже Призраку приходится защищать свою бывшую жену (3.4.114–119). Но даже после ухода Призрака уже в самом конце сцены Гамлет опять иронически отыгрывает свои ревнивые мечты (3.4.188–197):

Позвольте выскочке вас снова искушать;
Трепать за щечку, звать развязно мышкой;
За парочку весомых поцелуев,
За щекотанье шеи помогите
Свести в конце концов концы с концами,