, 239].

Надо сказать, что собственно интерес к нашему «историческому прошедшему», вызванный, как известно, «Историей Государства Российского» Н.М. Карамзина, свое художественное отражение получает и раньше. Междоусобию были посвящены повесть «Симеон Кирдяпа. Быль XIII в.» и роман «Клятва при Гробе Господнем. Быль XIV века» Н.А. Полевого, драматичным событиям XVI в. – «Борис Годунов» Пушкина, героической борьбе запорожцев в XVII в. – «Тарас Бульба» Гоголя и т.д. Однако, создавая образы героев цельных, активных, деятельных, жизнеустремленных, никто не противопоставляет их своим современникам, «поколению, дремлющему в бездействии». Впервые и открыто это сделали Лермонтов в «Бородине» и Давыдов в «Современной песне», обозначив появление у нас «ностальгического течения» в «тоске по жизни».

К этому «течению» принадлежал и лермонтовский «Поэт» («Отделкой золотой блистает мой кинжал…»):

В наш век изнеженный, не так ли ты, поэт,
      Свое утратил назначение,
На злато променяв ту власть, которой свет
      Внимал в немом благоговеньи?
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
      Воспламенял бойца для битвы;
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
      Как фимиам в часы молитвы!
Твой стих, как божий дух, носился над толпой,
      И отзыв мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой
      Во дни торжеств и бед народных.
………………………………………
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?..

Белинский выделил в стихотворении то, что с его точки зрения «составляет одну из обязанностей» поэта, «его служения и признания» [3, 256], оставив открытым вопрос: может ли в современной им российской действительности «проснуться»-появиться поэт-пророк, чтобы «могучими словами воспламенять бойцов для битвы», чей «стих, как божий дух», будет «носиться над толпой»? И не случайно.

В самом Лермонтове он нашел такого поэта. Поэта-вдохновителя, общественного, как бы сейчас сказали, деятеля, позвавшего – «воспламенившего» – соотечественников на битву за будущее страны, обозначив ее главного на то время «противника». И поэта-пророка, предсказавшего неизбежность ее незавидного будущего, если не удастся этого «противника» одолеть.

Внимательный читатель Лермонтова Белинский определяет сущность обозначенного поэтом «противника», указывая на основные его составляющие: душевная апатия, внутренняя пустота, бездействие [3, 238, 255]. Колоколом этой беды, свалившейся на наше общество, прозвучала «Дума» Лермонтова, положив начало еще одному «течению» в «тоске по жизни» – «обличительному»:

Печально я гляжу на наше поколенье,
      Его грядущее иль пусто, иль темно.
Меж тем под бременем познанья и сомненья
      В бездействии состарится оно.
      Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
      Как пир на празднике чужом!
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
      Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их легкомысленный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
      Глядя насмешливо назад.

Ударив таким образом в набат, обозначив беду-противника, поэт становится пророком: если ничего в нашей жизни не изменим, то

Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
      Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сна
      Над промотавшимся отцом!