Феликс никогда особенно не верил в денно и нощно следящие за ним высшие силы, да и не был приверженцем морали, когда едва-едва сводил концы с концами, пусть и менжевался под духовными рацеями. Ну а Верджил? Верджил приносил с собой ветер «свободы», всякий раз появляясь перед глазами, будто выбравшись из самого Ада. «Я бы согласился на работу, даже если бы Вердж предложил грабить и убивать людей», – смуро подмечает за собой перемену Феликс, ничуть её не страшась.

Машина остановилась, и приятель откопал Маноле через несколько мгновений, подавая бутылку холодной воды. Феликс жадными глотками осушил половину, заметив в руках Верджила книжку. Она притягивала взгляд: обтянутая потрескавшейся в углах чёрной кожей, с пожелтевшими страницами и хаотически разбросанными письменами в ней – вызывала иррациональную для Феликса потребность посмотреть, почитать, подержать в руках.

Маноле на мгновение показалось, что Верджил выглядел несколько иначе в дневном свете. Побелевшими костяшками пальцев вжимая когтистые руки в книжку, сам он, будто бы припорошённый снегом, был бледен, худ и едва заметно дрожал. Блестящими, чем-то недобрыми глазами он уставился в написанное, точно перечитывал религиозные догматы, коих всю жизнь чурался… «Приятель мой, – казалось Феликсу, – сверх меры помешался. И виной этому, походу, эта чудная книжка».

– Это? – указывает на книжку Верджил, следуя за направлением взгляда приятеля и тут же перекладывая предмет в другую руку. – Путеводитель по достопримечательностям.

Выгрузиться не составило труда: лопаты, фонари, верёвки с мешками и пятилитровая бутыль с водой – всё, что взяли тогда с собой приятели. Их путь уходил от замка, потонувшего в море мха, к долине, одиноко брошенной в низине. Солнце плыло прямо над их головами, когда они добрались до места.

В сердце поляны, уходящей в лес, стоял один только величественный булыжник, исписанный знаками на непонятном языке. Верджил остановился подле него, что-то сосредоточенно высматривая, сверился с книжкой в руке и определил направление, в котором им следует двигаться и начать работу.

– Это всё, что осталось от каменного корабля, – Верджил несильно пинает ногой возвышающийся над ним безучастный камень и, обратив внимание на сконфуженного Феликса, поясняет: старое, в форме корабля, кладбище викингов, где над каждой могилой должен быть свой камень.

Маноле почувствовал пробежавший по спине холодок.

С наступлением вечера пришла долгожданная прохлада. Первые шесть могил оказались порожними на добычу, но это не остановило незадачливых гробокопателей. Смахивая застилающий глаза пот, Феликс раскапывал уже седьмое захоронение. В очередной раз всаживая лопату в землю, Маноле услыхал гулкий лязг металла. Тут же подскочил и старый приятель, он руками вытаскивал куски почвы из углубления.

В руках у Верджила засияли украшения древности – сначала янтарный пояс с изображённой на нём фигурой какого-то бога с молотом в руках, которого Феликс и не узнал. Потом несколько более непримечательных драгоценных браслетов, серёг, колец оказалось в руках гробокопателя и, наконец, жертвенный клинок, имеющий форму серпа, увенчанного жемчугом на серебристой рукоятке, был вытащен из могилы.

– Видишь? Никаких мороев не бывает. Иначе дух, оберегающий этот курган, уже давно явился бы, не думаешь? Всё это глупые сказочки для детей!

Победная тирада Верджила была пропущена мимо ушей. Маноле задрожал от предвкушения той горы румынских лей, что он получит в конце этого предприятия. На свете не было больше ничего, что смогло бы увлечь думы Феликса так, что он забыл бы о своем непосредственном занятии и человеке рядом и унёсся прочь в фантазии о купании в золоте. Деньги были и есть для него – высшая и недостижимая ранее ценность.