Накинув мягкий халат, она двинулась на кухню. Спать не хотелось. На кухонном столе стоял пузатый бокал, наполненный вином. На окне, возле пепельницы, лежала пачка сигарет.

– Благодарю, – по привычке сказала девушка в пустоту. Тишина ей была ответом.

Устроившись на подоконнике, Анна начала прокручивать события, случившиеся после той ночи.

Девушка приходит в себя в реанимации. Тело нещадно болит. Хочется спать. Губы будто сшиты. Что-то мелькает в углу палаты. Кто-то высокий выходит из тени. Прежде чем опять потерять сознание, Анна чувствует запах тухлых яиц.

Реабилитация. Беременность. Запрет аборта под угрозой её жизни. Разбирательства в полиции. Очередной глухарь.

Родители говорят, что ребёнка можно отдать в «Дом малютки». В их семейном гнезде появляются драгоценности. Доходит до того, что золото находят в контейнерах с едой. На счетах растут многозначные суммы, отследить происхождение не удаётся. К этим деньгам прилагается письмо с единственной фразой, выведенной каллиграфическим почерком: «Оставьте ребенка».

Но это никак не влияет на решение о том, что нужно отдать этот «плод несчастного случая» в добрые руки. На операцию отцу хватает. Вот только она не помогает. Метастазы обнаруживаются слишком поздно. Похороны. Мать начинает ходить в церковь. Обвинение в том, что девушка вынашивает дитя дьявола. В итоге приглашают священника. Попытка провести обряд экзорцизма над Анной. Разрыв сердца у священника. Лечение в психиатрической больнице. Остановка сердца. Похороны.

Роды, не считая ужасных перебоев с электричеством, проходят легко. Здоровая девочка с яркими голубыми глазами и белоснежными волосами.

Родительский дом. Голоса и недетский смех из комнаты малютки. Невыветриваемый запах серы. Некрологи и обезумевшие полицейские.

Поначалу Анне было страшно. Со временем стало легче. Сами собой появляются нужные вещи, идеальная чистота дома, уверенность в безопасности. Неплохая плата за то, чтобы не обращать внимания на увеличение смертности в округе.

– Эх… мама была права, – сказала девушка, растирая бычок о пепельницу.

Тишина будто изменилась из привычной успокаивающей в гнетущую устрашающую.

Анна усмехнулась.

– Я не жалуюсь, можете не обижаться. Меня всё устраивает.

Настенные часы показывали пять утра. Она оставила дочь в лесу около пяти часов вечера. Значит, скоро она вернётся. Будто услышав её мысли, замок в двери повернулся. В квартиру зашла девочка пяти лет. На белом платьице в горошек не было ни пылинки, почти белые волосы лежали в аккуратной причёске. Ребенок выглядел так же, как и днём.

Но одно отличие всё же было…

– Мамочка, я наелась! – окровавленное детское личико озарила нежная улыбка.

– Когда следующая? – Тиша сгорбился, пытаясь натянуть куртку.

Облачко пара вышло из его рта и растворилось в мглистой сырости. Одинокий фонарь освещал платформу так, будто хотел узнать, сколько ещё эти двое простоят без электрички.

– Утром, – Крис убрал телефон.

Тиша вздохнул. Они стояли на платформе «96 км» уже пятнадцать минут, не веря в то, что случилось. Названия остановок в электричке не объявляли, поэтому ребята выскочили на станцию раньше, не доехав до Заветренного.

– В какой стороне шоссе?

Крис снова достал телефон. Сигнала почти не было.

– Не знаю, – он оглянулся вокруг, – я тут не выходил. Думаю, должна быть тропинка или ещё чего.

Они спустились с покосившейся платформы по ступенькам. Фонарь продолжал светить им вслед. Ни сараев, ни киосков – ни одного здания рядом. Октябрьские сумерки скрывали присыпанную отсевом тропу, ведущую в сторону леса.