– Да? Интересный нюанс.

– Бабушка научила, – соврала Света. – Я сейчас тарелки принесу.

– Не надо, не уходи, – сказал Сергей проникновенно. – Когда я вижу тебя, мне даже есть не хочется.

– Но как же…

– Знаешь, я буду читать тебе стихи. Ты любишь поэзию?

– Да, конечно.

И Сергей стал читать. Света во все глаза смотрела на него.

А есть ему всё-таки хотелось. Но картошку он точно не будет есть. Он уже прочитал несколько произведений, когда дошёл до Гейне:

– Серёж, может, тогда чаю? У меня вкусные кексы есть, а?

Сергей кивнул и продолжал громко, чтобы и на кухне было слышно. Когда он дошёл до строк:

тут вошла Светлана с чаем.

– Как кстати, – сказал Сергей. – Прямо как у Гейне.

– Это так романтично! – вздохнула Светлана. Она не очень любила поэзию, но ради любимого парня готова была слушать всё.

– А какое твоё любимое стихотворение? Какого поэта? – спросил Сергей.

Светлана стала лихорадочно вспоминать поэтов. Пушкин, Лермонтов, Некрасов – всё не то. Из современных бы. Но, как нарочно, ничего не вспоминалось.

Сергей запивал кексы чаем с лимоном.

– Я Лермонтова люблю, – сказала Светлана.

– А что именно? – не унимался любитель поэзии.

– Это… «Смерть поэта».

Светлане было стыдно, но она ничего другого не могла вспомнить.

– Сильное произведение, – кивнул Сергей с набитым ртом.

– Да, очень эмоциональное. А ты стихи сам пишешь? – она подняла свои голубые глаза на Сергея.

– Да, иногда, – немного сконфузился молодой человек.

– А почитаешь мне?

– Как-нибудь в другой раз, ладно?

Он взял её за руку и пристально посмотрел в глаза. Но тут, как нарочно, зазвонил телефон, и Сергею пришлось отвечать.

– Что? Срочно? Куда? – глаза его округлились.

Света с тревогой смотрела на него.

– Что-то случилось? – спросила девушка.

– Да, знаешь ли, в общаге чуть пожар не случился. И прямо в нашей комнате. Надо срочно бежать. Извини, так приятно было сидеть с тобой в уютной атмосфере, но…

– Конечно, я понимаю. Ничего, я ещё раз могу картошку поджарить, если хочешь.

Но Сергей уже открыл дверь. Помахав на прощание рукой, он побежал по лестнице.

– Хороший парень, – вздохнула Светлана. – Постеснялся картошку есть. А сколько стихов знает!

Она долго размышляла, оценивая своего нового знакомого, а потом решила позвонить своей подруге Рите.

– Ты не представляешь, кто у меня был в гостях! – поделилась она.

– И кто? Кстати, у меня сейчас тоже гость сидит, картошку ест, – шёпотом сообщила она подруге. – Сказал, что никогда не ел такой вкусной. Представляешь? И стихи читает. Гейне. Я такого поэта и не знаю, к своему стыду.

Свете стало жарко. Как-то похожи были эти ситуации!

– Так кто у тебя был? – не унималась Рита.

– Потом, потом расскажу.

Светлана отключилась. Она посмотрела на себя в зеркало.

– Это Лермонтов виноват, – сказала она своему отражению. – Не надо было про смерть поэта говорить. Сергей такой чувствительный!

Посвящается моей маме Любови Андриановне

Годы летят… Говорят, не стоит оглядываться назад, переживать прошлое заново. Ну разве для того, чтобы дать оценку самым значимым событиям, повлиявшим на дальнейшее… А ещё, если вдруг случится странное что-то, попробовать потянуть за ниточку и найти концы – откуда всё пошло, есть? По-новому взглянув на близких и дорогих людей, сыгравших важную, до конца, возможно, до сих пор не осознанную роль в твоей жизни.

Пашка был необычным ребёнком с раннего детства. Он никогда не хныкал, не орал по поводу любых неудобств, физических или моральных. Просто смотрел упорно в глаза взрослым своими круглыми, не по-детски внимательными глазами. Или хохотал, когда было хорошее настроение. Делано, не по-детски, хохотал и если было больно. На ресницах слёзы, а он отворачивается, не хочет показать этого. Научившись говорить, всегда отвечал: «Не больно. Не больно мне». Он был на редкость упорный, упёртый даже. И молчаливый, словно он слишком хорошо знал нечто важное, может – главное для себя. И говорить об этом было нечего. Раз всё понятно.