– Как вы так можете?! – шепчу убито.

Обнимаю себя за плечи ладонями, по максимуму стараясь от него закрыться, отгородиться. Мне настолько противно… точно он в грязь меня окунает.

Нервы на пределе.

Я вся на пределе.

А ему хоть бы хны. Смотрит жадно, собственнически. Маньячным взглядом ласкает.

Уверен гад, что обложил со всех сторон. Что никуда от него не сбегу, никуда не денусь. Его буду. Никак иначе.

– Я же невестой вашего сына была, – напоминаю срывающимся шепотом. – Я Стиву принадлежала. Его любила. Его малыша носила под сердцем.

Пытаюсь в прогнившем от вседозволенности мозгу отыскать хотя бы крохи чего-то адекватного. Достучаться.

– Цыц! – срывается, зло оскаливаясь. – Больше этого при мне никогда не произноси. Забудь прошлое. Сотри из памяти, словно ничего не было.

Совсем дурак?

– Как? – мой взгляд транслирует неверие. – Как это сделать?

– Как угодно, – рубит колко.

Вздрагиваю.

Луна-заступница, какой же он тиран и деспот! Кошмар. Не хочу находиться с ним рядом. Поскорее бы ушел! Пожалуйста, богиня, помоги! Пожалуйста! Пожалуйста! Достаточно на сегодня потрясений.

– В общем так, Тая, – Лобов стукает пальцами по столу. – Ключи и карту я оставляю. Точный адрес квартиры скину сообщением. На сборы и прощания с бабушкой даю двое суток. Все равно врачи настояли, чтобы первые пару дней тебя не трогал, дал адаптироваться. Так что цени, даю. В среду утром переселяйся. Приеду к обеду, выведу тебя в ресторан.

… на поводке с ошейником со стразиками…

Добавляю мысленно и отсутствующим взглядом наблюдаю, как самоуверенный деспот разворачивается и неторопливо выходит из кухни. Не прощаясь, распахивает входную дверь и покидает квартиру.

Затвор тихо щелкает, замыкаясь, а я так и стою. Ни жива, ни мертва.

Слов нет… просто нет!

И сердце не бьется.

Но!

У меня есть два дня отсрочки. Целых два дня, чтобы спастись. Это гораздо больше, чем мы с бабулей рассчитывали.

7. Глава 6

Засыпаю травяной сбор в заварочный чайник, добавляют корочки лимона, мяту и лесные ягоды, заливаю всё кипятком. Перемешиваю, закрываю крышкой и накидываю сверху плотное вафельное полотенце. Нужно выждать пятнадцать минут, чтобы отвар настоялся.

Переключаюсь на пирожки. Перекладываю несколько из большого блюда на картонную тарелку и отправляю в духовой шкаф, чтобы подогреть. Расставляю на столе чашки, сахарницу. Кладу ложечки.

Последовательность действий настолько привычна, что руки справляются без участия мозга. Он занят другим. В голове, как в растревоженном улье, роятся неугомонные тяжелые думы.

Сегодня уже вторник. Время близится к обеду, а новостей, которых мы так с бабулей ждем, пока нет.

И это беспокоит. Меня. Но не мою обожаемую родственницу.

– Таюшка, все будет хорошо. Отставить панику, – негромко произносит она, подбадривая теплой улыбкой. Та сияет не только на тонких бледно-розовых губах, но и отражается в глазах, взирающих на меня с любовью и нежностью.

Бабуля сидит в любимом кресле возле окна, прикрыв ноги клетчатой шалью, хотя на улице стоят теплые летние деньки, и ловко орудует спицами. Пальцы ее так и бегают, так и бегают. Ловкие, неугомонные, удивительно гибкие. Накидывают петли, поддевают и протаскивают нежно-голубую нить, а затем отлаженным движением закрывают петли и принимаются за следующий, аналогичный предыдущему шаг.

Щелк. Щелк. Щелк.

Мерный тихий цокот спиц успокаивает.

– Ты такая сильная, не то, что я. Я тебя обожаю, – признаюсь, отвлекаясь от наблюдения за четкими движениями родных рук, сокращаю между нами расстояние и обнимаю свою обожаемую родственницу.