Утром я на руках выносил сына, клал на заднее сидение своих стареньких «Жигулей» и вёз в больницу. Там укладывал Олега на стол, около двух часов ждал, пока ему чистили кровь, отвозил домой и оставлял с Надей, а сам летел на работу: зарабатывать на лечение. Ночами дежурили я или мой брат Толик. По два раза за ночь приезжал Володя и ставил Олегу внутривенный укол. Длился этот кошмар десять или двенадцать дней. Крики, стоны, жалобы утихали только на время, когда Олега клали в тёплую ванну. Как назло, в доме отключили горячую воду − пришлось греть на плите.

Я заставил старшего сына Игоря снять на видеокамеру один час этих мучений, чтобы в дальнейшем показать плёнку Олегу как напоминание о том, что и ему, и всем нам пришлось пережить. Тем самым я хотел противодействовать его зависимости и отвратить от употребления наркотиков. Думал, что это послужит уроком и старшему сыну, но снова промахнулся.

Каким же наивным и несведущим я был!

* * *

Где-то через пару недель нашей упорной борьбы за здоровье Олега Игорь опять не пришёл ночевать. Я был относительно спокоен: он старше брата на пять лет, у него − свои интересы, тем более, ни в чём предосудительном не замечен.

Причина его отсутствия стала предельно ясна утром, когда приятный мужской голос по телефону зачитал мне расписку Погадаева Игоря Владиславовича на тысячу долларов. Притом, из её содержания стало ясно, что меня просто пожалели, вовремя поставив в известность: деньги были выданы на месяц беспроцентно, но с условием, что если по истечении месяца долг не будет погашен, то каждый день просрочки накручивает на него десять процентов от первоначальной суммы.

На исходе был десятый день, и, следовательно, мне предложили выкупить эту расписку за две тысячи долларов. Если, конечно, я беспокоюсь о здоровье сына.

Информация была преподнесена самым вежливым тоном. Почему-то у меня не возникло никаких сомнений в её достоверности. Да и после, при встрече с предъявителем сего документа, я убедился: это был почерк Игоря и его подпись. Кроме того, выяснилось, что Игорёша уже давно посещает казино и освоил игровые автоматы.

Вот и второе предупреждение Вовки-Монгола не сработало: в семье появился азартный игрок.

Спустя несколько дней Игорёша нарисовался дома. С глазами, полными вины. В дальнейшем такое выражение лица у него всегда хорошо получалось.

Я орал как бешеный, с матом в три этажа, но бить не стал: понял, что это время уже прошло. Предупредил только, что в следующий раз переломаю ему челюсть, но скажу сразу: обещания не сдержал. Ещё пытался внушить, что на лечение Олега уходят приличные деньги, и игра Игоря на автоматах − нож мне в спину. На все эти слова он лишь покаянно отмалчивался, и я, ощущая своё полнейшее бессилие, закончил:

– Знаешь, сын, мне ничего от вас не надо… Ни сейчас, ни в будущем… В старости, если, конечно, доживу, мне и стакана воды от вас не надо: найдётся, кому подать. Мне нужно только одно: станьте лучше меня, и тогда даже на том свете мне будет радостно…

* * *

Ломка у Олега постепенно закончилась, а вот влечение к наркотикам − нет. Это чувствовалось по его поведению и настроению. На помощь пришёл Саша Николаев, с которым мы когда-то выступали за «Локомотив».

Тут необходимо сделать небольшое отступление и сказать несколько слов о Сане, Встретились мы после долгого перерыва совершенно случайно на боксёрских соревнованиях. Саша выглядел абсолютно счастливым, совсем как Шура Балаганов, которому Остап Бендер открыжил долю от вожделенного миллиона. Мы сидели в спортзале, вместе болели за уралмашевских боксёров, и Саша рассказывал о том, как у него в жизни всё прекрасно: комиссионка на Сороколетия Октября, директором которой он назначил собственную жену, двухкомнатная квартира – в соседнем доме, любимое дело – тренерская работа. Тренировал Саша двух сильнейших на тот момент спортсменов: Юру Бекешева и Володю Клементьева.