– Три на три, Нюг, – спокойно сказал Йели. – Ну что, сами справитесь или отцов позовете?

– Сами. Уж с такими-то разберемся сами, – промолвил Нюгор.

Всё еще потирая место удара, он поманил за собой дружков. Вскоре они, злопамятные и распаленные, растворились в толпе учеников.

Дагги с восторгом следил за происходящим.

– Я с вами, тройняшки!

Йели осадил его:

– Ну ты чего, Дагги? Считать, что ли, не умеешь? Три на три. Остались только билеты в зрительский ряд.

Дагги приуныл. Но еще больше он приуныл, когда Янника принюхалась, покраснела и бросилась вверх по лестнице, пробивая себе дорогу локтями.

– Ну что за дела? Он ведь просто человек! Даже на языке липко!

Йели обнял приятеля. Дагги давно сох по Яннике, как подсолнух без солнца, но сама она избрала другой объект для обожания.

– Наш отец, вообще-то, тоже когда-то был просто человеком.

– Ты ошибаешься, Йели, – возразила Алва. – Он был не просто человеком. Он был нами.

Йели и Дагги приоткрыли рты от удивления. Алва вздохнула.

– Он был подростком – глупым и ни черта не понимающим.

Это они поняли. На их лицах воссияло что-то вроде гордости.

4.

Вигго ехал по западному шоссе.

Позади остался бар с липкими полами и такой же липкой стойкой. Именно там три недалеких человека решили, что могут толкать всё что угодно. И где угодно. Только вот путь местных дельцов начался и закончился с распродажи собственных костей.

Размышляя над этим, Вигго ощущал, как внутри сражаются волк и человек.

Волк утверждал, что всё хорошо. Что стая не оставила ничего лишнего. И в качестве основного аргумента волк приводил чистые и спокойные ароматы ручья, пусть и сбрызнутые кровью. Пахло там, чем и положено, – местом преступления, лишенным какой-либо полезной информации.

«А как же тело краснодеревщика? – возражал человек. – Если так подумать, то очень даже похоже, что стая оставила кое-что».

«Люди не настолько хорошие следопыты. А выслеживать огромных волков, в которых превращаются горожане, их никто не учил».

«А если появится тот, кто их научит?»

Это взволновало Вигго. В лесах появился кто-то еще. И этот кто-то знал, чем занималась стая. И не просто знал, а поймал одного из них за шкирку и бросил прямо на остатки кровавого пиршества. Столик с пиршеством неизвестный, к слову, тоже не поленился передвинуть.

– Ты знаешь, кто мы, – пробормотал Вигго. – И ты очень осторожен. Настолько осторожен, что прищучил хромоножку. А еще ты знаешь, как скрыть свой запах.

Выходило так, что на след стаи вышел какой-то душевнобольной охотник. Неожиданно мысли Вигго потекли в другом русле. А смог бы этот охотник остановить Сифграй, когда она только появилась в Лиллехейме? Сумел бы прикончить ее и тем самым освободить всех, кого она поработила?

Впрочем, себя Вигго не считал порабощенным.

Как только он обрел нового себя – Ульфгрима, если угодно, – его переполнила холодная ярость. На той вершине он четко знал, что нужно сделать. И сделал это. Приказал убить сумасшедшую мать Дэгни. Настолько сумасшедшую, что она изводила своих дочерей и мужа, которому вдобавок изменяла. А потом Вигго лично поквитался с Шакальником – местным психопатом, с которого всё и началось.

Но что делать дальше – Вигго тогда не знал.

Он понятия не имел, как быть огромным черным чудовищем, чей рассудок обрел бритвенную, звериную остроту. К счастью, ответы были у Сифграй. Она увела всех в горы – повела за собой в камень, научила ходить сквозь него, просачиваться, как вода.

Там Вигго набирался сил. Они путешествовали внутри гор, как какие-нибудь ушастые гномы, иногда выбираясь в леса, чтобы поохотиться. Сифграй словно прятала их, берегла от чего-то. Это полностью соответствовало желанию самого Вигго: перейти с рациона из людей на мясо поглупее.