– Как дела, бычара? – раздался звонкий голос.

Подошел Дагги Толлефсен, паренек с вдовьим мыском, сын местного аптекаря. Он тоже был ребенком стаи, одним из тех, чьи родители покинули Лиллехейм.

– Ты что же это, Дагги, назвал меня парнокопытным? – проскрежетал Йели.

Дагги опешил:

– Какая муха, Йель? Это же просто приветствие. Типа: «Как дела, чувак?»

– Она. – Йели мрачно показал на Яннику. – Она меня укусила.

– Он просто потерял свое топливо. Свое коровье топливо!

Йели взвыл, когда Янника, заливаясь хохотом, помчалась в школу. Она взлетела по ступеням и, миновав парадную дверь, устремилась в холл. На ходу оглянулась – и тут же врезалась в кого-то.

Через мгновение ее швырнуло на пол.

Она не просто отлетела от препятствия, как мячик от стены.

Ее намеренно отбросили.

На нее угрюмо взирал Нильс Нюгор, старшеклассник. Но знали его в школе не за рост или нрав дурной кобылки. У Нюгора неизменно пахло изо рта протухшей зеленью. Рядом лыбились его дружки, Спагетти Элиас и Хокон. Оба пытались походить на своего лидера и даже одевались примерно одинаково – ботинки на высокой шнуровке и обилие драной джинсовой ткани.

– Ты меня пнула, сука, – заявил Нюгор гнусавым голосом.

Губы Янники растянулись в улыбке.

– И поэтому ты ударил девочку в ответ, Нюгор? Боялся, что она окажется так близко, что почует падаль и немытые подмышки?

Какое-то время Нюгор размышлял. Спагетти Элиас попытался шепнуть ему на ухо, но Нюгор отпихнул приятеля.

– Падаль я вижу только перед собой, дочь писаки.

Янника нахмурилась. Однако вставать с пола не спешила, ожидая подвоха. Ее рывком поднял Йели – вот уже второй раз за утро. Многие задержались в холле – чтобы позырить, что к чему. Примчались Алва и Дагги.

Все следили за тем, что сделает Йели.

– Так-так, всё в порядке, – пробормотал он. – Что там отец говорил про такие случаи? А, точно. Будь как человек!

В следующую секунду все ахнули.

Правая нога Йели описала полукруг – сначала пошла назад, а потом рванула вперед – и впечаталась Нюгору в промежность. Глаза Нюгора полезли на лоб. С губ сорвался глухой стон.

Дружки Нюгора ринулись в атаку. Йели со смехом запрыгал. Хокон отвалил почти сразу, обиженно держась за разбитую губу. Остался только пыхтевший Спагетти Элиас, но и он поворачивался под ударами Йели, точно курица на жаровне под языками пламени.

Хокон выдернул из-за голенища пружинный нож.

– Пустишь его в ход – и сгинешь в лесу, – предупредил Дагги.

Что-то во взгляде Дагфинна Толлефсена подсказало Хокону, что именно так всё и будет: он воспользуется ножом и расплатится за это чем-то пострашнее обычных синяков.

Нож вернулся на место.

Тем временем Нюгор с ревом кинулся на Йели и обхватил его сзади.

Янника тихо зарычала.

– Я сам, Янни, не лезь! – Йели охнул, когда ему в живот впечатался кулак Спагетти Элиаса.

Алва отрешенно оглядывалась. Ей казалось, что школу затапливает сила, не имеющая формы и названия. Что-то вроде дурного сновидения, принесшего, будто прибой, в разум спящего грязь и кости. И вдруг прибой сформировался в нечто конкретное.

В руку, что остановила драку.

Посверкивая золотым перстнем на безымянном пальце, она явилась из толпы галдевших учеников и с хрустом сжала кулак Спагетти Элиаса. Перстень имел гравировку в виде Валькнута – фигуры из трех пересекающихся треугольников. Йели хорошо рассмотрел перстень, потому что тот некоторое время маячил у него прямо перед носом.

«Сердце Грунгнира! – изумился Йели. – Кто-то носит знак павшего в бою!»

На досуге он иногда просматривал различные символы, планируя сделать себе татуировку. Разумеется, без разрешения отца или одобрения стаи. Это ведь ерунда, верно? Одним из символов, завладевших вниманием Йели, был Валькнут, или Сердце Грунгнира. Еще его называли Узлом Павших, хотя подлинное историческое значение оставалось тайной.