– Кого ищет странник? – промурлыкал седоусый, жмуря глаза.

– Мне нужно сконнектиться с Алексеем Петровичем Ворониным, учителем.

– А ничего, что в Москве уже час ночи? – открыл старец один глаз.

– Дело жизни и смерти! – выпалил Кнуров.

– Входи, странник…

Роман вошел в башню. Там было сумрачно и прохладно.

Широкая лестница уводила наверх, делая два оборота и заканчиваясь у дверей, искусно отделанных слоновой и черепаховой костью.

Волнуясь, Кнуров постучался. Ни звука в ответ. Лицеист забарабанил энергичней, уже готовясь признать поражение, но тут одна из створок открылась, и наружу выглянул учитель Воронин.

Вернее, Роман секунды две разглядывал благообразного волшебника в длинном сюртуке, поверх которого была наброшена лиловая мантия, колыхавшаяся на сквозняке, с белой бородой и серебристыми волосами до плеч, и лишь потом стал узнавать нос с горбинкой и проницательные серые глаза за половинчатыми стеклами очков, которых Воронин сроду не носил.

– Учитель! – воскликнул Роман и чуть не разревелся. – Учитель…

Алексей Петрович не стал бодро советовать успокоиться, а просто легонько прижал ученика к себе.

Кнуров унял расходившиеся нервы, и отстранился.

– Кое-что мне уже известно… – тихо проговорил Воронин. – Рассказывай.

– Извините, что поднял вас…

– Какие пустяки! – отмахнулся учитель. – Тем более что я не спал. И Миша, и Алла – вся группа у меня. Ребят я еле уложил, а сам заперся в кабинете, чтобы их не будить. Слушаю, Ромка…

И Ромка стал рассказывать. Он говорил, не выгораживая себя, и ничего не приукрашивая. Выдохся и затих. Алексей Петрович тоже молчал, задумчиво потирая подбородок.

– Не буду говорить слов сочувствия, – сказал он, наконец, – от этого тебе легче не станет…

– Я убил человека, – напомнил Кнуров, втайне надеясь на отпущение греха.

Учитель покачал головой.

– Ты убил врага, – сказал он, – а это совсем иное дело. Разве наших прадедов, что воевали с фашистами, можно называть убийцами? Нет, Ромка-хомка, они были солдатами.

– Тогда шла война…

– И сейчас – тоже. Идет твоя война. И моя. Ты видел, что творится на улицах?

– А что там? А, эти, с плакатами…

– Начались погромы, Ромка… – тихо сказал Воронин, и нахмурился: – Связываться со мной даже через информаторий весьма небезопасно для тебя!

– Нейромодуль незарегистрован…

– Нельзя недооценивать врага, Ромка. А тебя преследуют именно враги, могущественные и опасные. Давай, сделаем вот что… Помнишь то место, где мы купались, а Рита нашла ржавый штык от винтовки?

– А-а!

– Не говори, где! – поспешно сказал директор. – Помнишь?

– Помню!

– Приходи туда завтра утром, к девяти часам. Раньше я, боюсь, не успею обо всем разузнать.

– Хорошо, Алексей Петрович, – вздохнул Роман, и вымученно пошутил: – Будем, как штык.

– Ты со своим роботом? Очень хорошо! Ну, до завтра. И будь предельно осторожен – заварушка начинается неслабая. Пока!

– Пока… Ой, Алексей Петрович!

– Что, Хомка?

– Алексей Петрович… – Кнуров задохнулся от волнения. – Вы не могли бы позвонить тете Маше… Марии Кутейщиковой? Это моя няня. Попросите ее, пожалуйста, забрать… – горло сжало, как удавкой. – Прах моих родителей. Ей можно…

– Обязательно, Ромка, – серьезно сказал учитель. – До завтра.

– До завтра…

Роман покинул обиталище мага, и аккуратно закрыл за собою дверь.

На лестнице его поджидал привратник. В руках он держал послание-месседж, по старинному обычаю скрученное в трубку и перевитое золотой нитью с болтавшейся печатью.

– Вам письмо! – торжественно объявил седоусый.

«От кого?» – хотел было спросить Кнуров, но не успел. Сгустилась тьма, скрывшая и Старую Башню, и привратника.