Утром побежал мужик к знахарю. Все рассказал и спрашивает, что делать ему. Тот говорит:

- Обмажь порог дома смесью чеснока с топленым жиром и иголки воткни.

Мужик послушался.

Ночью хотела жена в дом войти, а через порог перешагнуть не может. Обошла она дом вокруг, влезла через маленькое окно кое-как, взяла ребенка на руки, покормила. Потом злобно зыркнула на мужа и опять через окно вылезла. Ушла.

Утром опять мужик к знахарю. Что делать, спрашивает. Тот ему говорит:

- Обмажь окно тоже чесноком, иглы воткни и кресты разложи.

Мужик так и сделал.

Пришла ночью жена, хочет в дом войти, а не может. Туда-сюда тыркается, а ходу ей нет. До свету все бегала она. А как светать стало, заскрипела она страшно зубами и пропала.

Так несколько дней продолжалось. Ребенок все кричал, надрывался, а потом и умер, бедный.

Ну, сделал мужик ему домовину, похоронил. Сидит дома один, горюет. Ночью дверь открывается, входит его жена-покойница.

- Ты что ж сделал, - говорит, - черт старый? Меня в могилу свел и сына уморил?

Задрожал мужик, а куда от мороайки⁸ скроешься? Короче, утром пришли соседи, а от него одни косточки остались. Всего съела. Так и сгинул мужик…

- Что, так и съела? – расширившимися от страха глазами Ясек смотрит на нянюшку.

- А ты что, постреленок, тут уши развесил? Нечего тебе всякие ужасы на ночь слушать. Марш спать! Утром дочистишь! - кухарка сурово напускается на внука. Но Луминица и Виорика заступаются за Ясека и уговаривают дать ему еще посидеть вместе со всеми.

Ясек – их любимец. Они балуют его, тайком дают разные сладости. На шее Ясека покачивается кипарисовый крестик, привезенный издалека, из самого Константинополя, и купленный Луминицей для мальчика. И в ответ Луминица с Виорикой тоже получают подарки: летом надетую на травинку огненно красную низку земляники, осенью ожерелье из желудей или крепкий гриб с бархатной шляпкой.

- Нянюшка, а нянюшка!

- Что, Луминица?

- А скажи, почему на меня в детстве русалки напали?

Нянюшка отрывает глаза от работы.

- Почем же я знаю? Значит, что-то было такое.

Кухарка громко хмыкает.

- Немудрено, что напали. Почитай такого запрета не было, какой вы не нарушили, когда приехали.

- Ну ты, знай меру! – возмущается нянюшка.

- А что, неправду разве говорю? Разве ж можно на Русальной неделе дома полы мыть, одежду и всякое другое в речке стирать?! Шили – раз, холсты стирали в реке – два, на улице сушили – три, полы мыли – четыре… Да у меня пальцев не хватит все перечислить!

- А что ж нам делать было? Приехали, а дом в таком виде, что и голову некуда приклонить. Что ж нам, под кустом ночевать, что ли, было?

- Не знаю, под кустом али нет, а только не дело было такие работы ровнехонько на Русалии зачинать. Переждать надо было. И то я хозяйке говорила. Только она молодая была, да себе на уме. И слушать не стала: «Вы, голубушка, делайте, делайте, Бог милостив, как-нибудь обойдется». Да вот не обошлось, - с торжеством заключает кухарка.

Нянюшка сердито сопит, но признает себя побежденной в словесной баталии и замолкает.

- К тому же, на Духов день травы русальские в доме не разложили.

- Айонела, Айонела, а я что-то не поняла, - морщит лоб Луминица, - Если нельзя на Русальной неделе одежду развешивать, почему многие вешают около дома разную одежду?

- Так-то ж не для сушки вешают. Да и не все, Луминица, - снисходительно поясняет кухарка, - Это если в семье русалка есть. Родится, вот, девочка на Русальной неделе и на Русальной помрет, тогда точно русалкой станет. Или перед обручением невеста умрет. Вот беда родителям! Непременно такая русалкой станет.