«Ночь ужасна своей красотой…»

А за окном густо-черная февральская ночь обволакивает бревенчатый дом, силясь заглянуть в окна, и моргает тысячей холодных и настороженных звездных глаз.

[8] мороайка – кровососущий мертвец (женщина)

[9] катринца – национальная одежда поясная одежда Южных Карпат, Олтении, Мунтении, Трансильвании и других районов. Несшитая юбка, состоящая из одного или двух полотен, находящихся сзади и спереди, на узком орнаментированом тканом поясе.

3. ГЛАВА III Мэрцишор

Вьюжно снежные дни февраля стали таять, и небо становилось все прозрачнее и прозрачнее. В воздухе уже носилось обманчивое тепло, день постепенно удлинялся, отталкивая теряющую силу ночь, которая из последних сил ледяными руками цеплялась за ветви деревьев. Лучи солнца слепили глаза и ласкали кожу совсем по-весеннему. Зима подходила к концу.

В день Бабы Докии¹º, в первый весенний день, Луминицу разбудило пение служанок и сладкий запах тлеющих веток, которыми окуривали дом.

- Просыпайся, сестрица-лежебока, - весело пропела Виорика, вбегая в комнату.- Ты что, до ночи будешь спать? Держи мэрцишор¹¹. Матушка до восхода солнца встала, на розовый куст мартеницы надела, после восхода сняла. Нам уже раздала, а это твоя.

Луминица, лежа в постели, с удовольствием наблюдала за нарядно и ярко одетой сестрой, которая кружилась по комнате, собирая одежду Луминицы, беспечно разбросанную тут и там, и как будто творила своими мотыльковыми порханьями одной ей известную магию танца. Улыбающаяся Виорика протянула Луминице ожерелье из скрученных белых и красных нитей, продетых в серебряную монету.

- Давай я на тебя надену, сестрица.

Луминица с удовольствием села и отвела волосы от шеи.

- Вот так. Чтобы стужа не студила, чтоб весна не зачернила, чтоб, как роза, цвела, чтоб была весела, - скороговоркой приговаривала Виорика, повязывая мэрцишор на шею Луминицы.

Сестры поцеловались и обнялись. Прижав к груди еще теплую со сна младшую сестру, Виорика испытала прилив нежности.

Да, в бутоне любви к сестре всегда было жало, которое ранило ее каждый раз, когда она подмечала любящие взгляды отца, бросаемые на младшую дочь. Но, с другой стороны, яд от этого жала всегда врачевала бальзамом своей ласки и любви сама Луминица. Виорика помнила, когда впервые почувствовала всю силу этого чувства…

…Это было, когда девочки уже чуть подросли и присоединились к старшим братьям, для обучения которых в семью пришел седовласый старик, беглый монах с Афона. Отец сначала сам пытался обучать детей наукам, однако подобные занятия не доставили никому удовольствия. Тогда Богдэн пригласил учителя, и в доме на некоторое время поселился отец Виорел.

Идет урок. Виорика, которой греческий язык и богословские размышления нужны так же, как снег, сошедший прошлой весной с Карпатских гор, зевает, подсчитывая в уме, сколько еще платков она сможет вышить до конца года, чтобы отложить себе в сундук на приданое. Или же гадает, купит ли отец на ярмарке в этом году то чудное перламутровое ожерелье, которое она давно пытается у него выцарапать.

Одна Луминица, высунув от усердия кончик языка, упорно продолжает заучивать про себя греческие слова и чертит углем на дощечке непонятные и неинтересные Виорике закорючки и крючочки.

Входит отец.

- Ну как успехи моих отпрысков, святой отец? – спрашивает он и неодобрительно хмурится, потому что замечает то, что пропустил подслеповатый отец Виорел. А именно: что Марку и Йонуц все время забавлялись с пойманным мышонком, которого при виде отца впопыхах накрыли шапкой. И теперь мышонок высовывает из-под нее свою жалкую мордочку в тщетной попытке умилостивить судьбу и вырваться на волю.