Успела смотаться в душ до того, как ее привезли, а потом свирепо сожрала половину здоровенного кругляша, сладострастно слизывая с пальцев тягучие нити расплавленного сыра и дьявольски ухмыляясь при воспоминании о том, как мама нас беспощадно гоняла от любых продовольственных запасов после шести в детстве и юности, пугая толстыми ляжками и неохватными задницами. Сижу тут, жру на ночь жирное и ни черта не полезное, не на кухне за столом с прямой спиной, а развалившись прямо в кресле перед телеком (о, ужас-ужас!), а хорошо-то как! Прям захотелось ещё и вчерашним недопитым шампусиком заполировать для полного счастья, но спускаться за ним в кухню слишком лениво.

Воскресенье я обычно делала почти свободным днём, чтобы хоть в магазин за продуктами успевать смотаться, так что принимала только в экстренных случаях, да занималась обитателями моих боксов. С утра приехали за мопсихой, которую я выписывала домой после стерилизации. А ее соседку – не юных уже лет спаниельку с переломами ребер и рваными ранами, попавшую под колеса бешено несшегося курьера, я вынесла на руках на улицу, впервые после операции и выгуляла на поводке вокруг клиники, наблюдая за координацией и общими реакциями. Думаю, можно уже и ее отдавать на руки хозяину, с условием регулярных посещений для наблюдения, само собой.

Погода все ещё не радовала, дождь не шел, но было сыро и пасмурно, вообще не по-весеннему. Топать даже в ближайший супермаркет ужасно не хотелось, но практически пустое нутро холодильника вопияло, ему подпевала и жлобская сторона моей натуры, бурча, что пицца на ужин и на завтрак это, конечно, очень вкусно и легко, но больно уже не дешево питаться готовой едой из доставки постоянно, да вон и в новостях пугают всякими массовыми отравлениями.

Отражение в зеркале на удивление порадовало. Отек на переносице спал совершенно, а ещё вчера темные круги под глазами стали бледно-желтыми, будто неделя прошла с момента травмы, а не чуть больше суток. Зато место прокола на руке, заживая, зудело ужасно, хоть и не болело совсем, оставшись визуально малюсенькой точкой на коже.

Сдергивая с вешалки куртку, я случайно сорвала с крючка и давешний кашемировый темно-зеленый шарф дылды… Макса. Мягкая ткань упала мне на лицо, окутав тем самым ароматом своего владельца – каким-то тревожащим, вызывающим мощный волнующий импульс, а ещё мгновенное воспоминание о каждом мимолетном контакте, случившемся между нами. О том, как Макс практически размазал меня по стене в этой прихожей, как тащил на жёстком плече, как сжимал мой локоть, когда вел в дом и из дома, как беспардонно прижался напоследок, сунув в карман деньги. И как по-хозяйски обнимал за плечи, изображая перед Чазовым моего любовника, а ещё как схватил на крыльце…

– Вот это нифига не правильно, – швырнула шарф обратно на вешалку и раздражённо пробурчала, комментируя свою реакцию, точнее ее окраску. Не то, чтобы прям импульс приятный, но и не однозначный негатив. – Подумаешь, извинился он. И дверь починил. Сам же сломал. А с Чазовым я бы и сама прекрасно разобралась. Нахал и хам беспардонный с дебильными своими предложениями. Хотя… что-то я, и правда, давно одна. Но нет. Что попало не едим, да, София? Да!

Народу в магазине было немного, я потому и люблю закупаться в первой половине дня воскресенья. А то с вечера пятницы и всю субботу толкотня страшная, телеги свободной не найдешь, а в очереди к кассе черт знает сколько торчать приходится. Сегодня же торговый зал был почти пустым, видимо, ещё и гадкая погода сыграла свою роль. Поэтому одинокую фигуру высокого широкоплечего мужчины в темном пальто до колена я выцепила взглядом сразу же, как только выкатила свою тележку из ряда с молочкой. А все потому, что это мой некий пунктик, ну очень мне нравятся высокие мужчины, одетые вот так, с претензией на простую элегантность. Смотреть на них что ли приятно, по крайней мере с безопасного расстояния.