Я вдруг почувствовала себя какой-то 'ущербной', хотя всего лишь хотела быть с ним честной с самого начала.

— У меня ещё никогда не было девственницы, извини, что я так...— попытался он тут же оправдаться, заметив мой растерянный вид.

— Всё в порядке, не волнуйся! — перебила я его, вставая и поспешно одеваясь, — Я и не собиралась заходить с тобой так далеко... По крайней мере не сегодня!

Он вдруг остановил меня, обхватив обеими ладонями крепко моё лицо, прижал крепко к себе и прошептал:

— Я хочу стать твоим первым, Принцесса!

В ту ночь я стала женщиной. Его женщиной...

19. 17. Что я наделала?!

Амира

О. Мой. Бог! Как он целуется? Как он целуется! Как?! Как тот, кто капитально занялся нашим мирозданием: создал из звёздной пыли сначала нашу планету, затем Адама и Еву... В костюмах последних (без листочков!) мы пролежали всю ночь. На друг друге, под друг другом, в друг друге...

Ханнес не оставил на мне ни одного не зацелованного и не обласканного сантиметра. Мы жадно изучали наши тела и их различные зоны реагирования при ярком свете его читательской лампы, но с полной отключкой без мозгов. Последние мы удалили в корзину кнопкой «Delete».

Мой безбашенный горячий сосед был очень нежен и осторожен во время болезненного проникновения... К счастью, он не стал долго мучать меня. Продвинулся до конца, потёрся у входа и с предупреждением о своём финале кончил, излился на мой живот.

То, что он профи, я поняла по его лениво-небрежным, но отточенным движениям.

Он вытащил из под кровати влажные салфетки, вытер меня, себя, поднялся, выкинул всё в закрытую металлическую урну, встал у раковины и вымыл своё хозяйство прямо там. Не выходя из своей комнаты в нашем общежитии...

Как же всё просто у мужчин!

Почему я не могу вымыться также у раковины?

Вместо этого я кряхтя поднялась, проверила, чист ли коридор, и только тогда юркнула в общий душ на семерых. В его махровом халате болотного цвета, как и его глаза.

Сидя на очке, размышляла о своём первом разе. Меня вдруг охватило какое-то глупое разочарование, ведь после дефлорации я так и не увидела на его (чёрной!) простыне хоть одно пятнышко! Зато когда вытерлась клочком туалетной бумаги, испугалась её цвета. Вот она — розоватая кровь! Наконец-то, возликовала я и снова как дурочка разочаровалась... Где он, когда нужен? Показала бы ему вещдок потери своей невинности, то он всю ночь не верил и твердил, что я целуюсь и ласкаю его, как 'заправская шлюха'. Его шлюха... Мне понравилось ею быть, несмотря на то, что это был мой первый раз...

Под душем я направила горячую струю в центр жжения и боли. Прислонилась к стене и снова задумалась о том, почему я до сих пор полностью игнорировала и упускала такую замечательную часть нашей жизни, как секс? Всю жизнь я интересовалась лишь одной учёбой, забывая о том, что есть вещи более приятные по ощущениям, чем корпёж над книгами международных отношений и их бездумное конспектирование в библиотеке.

Вспоминая нашу близость до мелочей, я начала краснеть до корней волос. Краснеть и смывать его сладковато-терпкий запах с себя. Последний, казалось, пропитал меня всю насквозь. Залез под кожу и даже под коротко остриженные ногти.

Я мысленно возвращалась к сценам, где Ханнес максимально расслабил мою Малышку — сначала своим горячим влажным языком, затем своими порочными, безумно чувственными и виртуозными пальцами...

Мой бугорок, а я и не знала, что он может быть таким чувствительным, больно-сладко натянулся, словно гитарная струна, и от интенсивно теребящих его пальцев, лопнул. Мой эпицентр женственности затрясся. Я несколько раз подряд словила звёзды в глазах и вспышки чистого кайфа в мозгах.