– Взгляни вот на это, – он раскрыл конверт из плотной коричневой бумаги, девять на двенадцать дюймов, достал содержимое и через стол передал Рисковому.

Пока Рисковый разглядывал переданные ему материалы, Этан рассказал о пяти черных коробках, полученных через службу доставки «Федерал экспресс», и шестой, переброшенной через ворота.

– Раз коробки доставлены «Федерал экспресс», отправитель тебе известен.

– Нет. Обратные адреса указывались ложные. Их присылали из разных почтовых отделений, где принимают корреспонденцию для последующей доставки адресатам «Федерал экспресс» или «Юнайтед пост сервис». Отправитель расплачивался наличными.

– И сколько почтовых отправлений получает Ченнинг в неделю?

– Порядка пяти тысяч единиц. Но в основном они приходят на студию, где у него есть офис. Письма просматривает пиаровская фирма и отвечает на них. Его домашний адрес – не тайна, но менее известен.

В конверте лежали шесть компьютерных распечаток фотографий, сделанных цифровой камерой в кабинете Этана, первая из которых показывала баночку, стоящую на белой ткани. Рядом с баночкой лежала крышка. А вокруг – содержимое баночки. Двадцать два жучка с оранжевым, в черных точках, панцирем.

– Божьи коровки? – спросил Рисковый.

– Энтомологическое название – Hippodamia convergens, семейство Coccinellidae. Едва ли это имеет какое-то значение, но я посмотрел.

– Ну, ты попал, – хмыкнул Рисковый.

– Этот парень думает, что я – Бэтмен, а он Риддлер[12].

– Почему двадцать два жучка? Число имеет значение?

– Не знаю.

– Ты получил их живыми? – спросил Рисковый.

– Мертвыми. Отправлял ли он их живыми, не знаю, но у меня сложилось ощущение, что умерли они достаточно давно. Панцири в целости и сохранности, а вот нутро ссохлось.

Вторая фотография запечатлела светло-коричневые раковины, с выползающим из них серым желе. Лежали раковины на вощеной бумаге, на которую попали прямиком из черной коробки.

– Дохлые улитки, – пояснил Этан. – Собственно, две еще жили, когда я вскрыл коробку.

– Этот аромат «Шанель» не стала бы выводить на рынок.

Рисковый оторвался от фотографий, чтобы немного подкрепиться.

На третьей фотографии он тоже увидел баночку, из прозрачного стекла, с завернутой крышкой. Этикетки не было, но крышка давала понять, что банка из-под каких-то овощных или фруктовых консервов.

Поскольку фотография не позволяла разглядеть, что находится в банке теперь, Этан пояснил: «В формальдегиде плавали десять кусочков органики светло-розового цвета. По форме – трубчатые. Описать трудно. Похожи на маленьких экзотических медуз».

– Ты отправлял их в лабораторию?

– Да. Когда давали мне ответ, очень странно на меня посмотрели. В баночке содержались обрезки крайней плоти.

Челюсти Рискового замерли, словно во рту у него оказался быстросхватывающийся бетон.

– Крайней плоти взрослых мужчин, не младенцев, – уточнил Этан.

Механически дожевав еду, уже без всякого удовольствия, Рисковый проглотил то, чтобы было во рту, скорчил гримасу.

– Слушай, а много взрослых мужчин делают обрезание?

– Очереди на эту операцию нет, – ответил Этан.

Корки Лапута блаженствовал под дождем.

В блестящем длинном желтом дождевике, в шляпе из желтой клеенки с широкими полями, он сиял, как одуванчик.

В дождевике было много внутренних карманов, глубоких и водонепроницаемых.

Высокие черные резиновые сапоги и две пары носков сохраняли ноги в тепле.

Он жаждал грома.

Мечтал о молнии.

Так что дожди в Южной Калифорнии, которым обычно недоставало грохота и сверкания, он находил пресноватыми.

Впрочем, ветер ему нравился. Шипящий, ревущий, стреляющий каплями воды, обещающий хаос.