А вообще, странно это. Молодая, красивая, умница, хотя и с характером. Зачем ей всё это?

И что за нелепые одинаковые грабли порасставлены в его жизни?

Из своей комнаты вдруг осторожно выглянула Марина.

— Иди сюда, — поманил её Андрей. — Расскажу тебе кое-что.

Взял на руки, отнёс на балкон и, усадив на подоконник, откинул с её лица волосы — целые стога золотой пшеницы... Рассказывал ей про своего отца, которого Маринка, увы, не застала в живых, и про свою маму, которая взяла на себя все заботы о Марине, когда её собственная мама «уехала»

Наступив на горло гордости, какими-то нелепыми обиняками, пытался донести, как тяжело ему с тех пор, как и бабушки тоже не стало, и обнадёжить дочку, что скоро она вырастет и станет совсем самостоятельной. Ну а пока... Пока не получится у них без няни, вот какая штука.

— Ну скажи, чем тебя так не устраивает Нина Тимофеевна?

Маринка грызла губу и молчала.

— Хорошо, тогда скажи, какая тебя устроит. Ну? Какая она должна быть?

Маринка пожала плечами.

— Так что же получается — ты сама не знаешь, чего хочешь и просто вредничаешь, да? А мне нужно работать, ты же понимаешь. Понимаешь?

Кивнула.

— Тогда давай с тобой так договоримся — завтра мы возвращаем Нину Тимофеевну, и пока я не найду кого-нибудь ещё, ты ведёшь себя как умненькая, послушная девочка. Хорошо? Не вредничаешь, не портишь чужие вещи, не обзываешься... — с каждым его новым «не» Марина всё сильнее хмурилась. — Не учишь глупостям Тёмку и не сбегаешь из дома...

— Я не сбегала! — не выдержала Марина. — Просто Тёмка просился гулять, а Нина Тимофеевна кричала, чтобы он отстал. И я сама его отвела! И мы не прятались, мы просто на качелях качались!

Андрей нахмурился.

— А Нина Тимофеевна чем занималась, когда вы уходили?

— Ничем! Она вообще всегда только телевизор смотрит и кричит, когда ей мешают. — Помолчала, наматывая на палец локон. — А ещё она Тёмку за уши треплет и дебилом обзывает!

Андрей нахмурился ещё сильнее.

— И давно она так себя ведёт?

Маринка затравленно глянула на него исподлобья, словно боясь признаться. Но решилась.

— Всегда.

Андрей поиграл желваками. Вот как тут поймёшь — правда это, или очередная диверсия против няньки?

— А почему ты мне раньше об этом не рассказывала?

Её подбородок вдруг задрожал, и она вцепилась в Андрея, повисла у него на шее, шепча куда-то в грудь:

— Папочка, не уезжай, я больше так не буду! — и заплакала.

— Куда, дочь? Эй, глупыш, — обняв ладонями, заглянул в её личико, — куда я должен уехать?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Как мама...

А вот это интересно. Тему мамы не поднимали очень давно — как-то само собой так получилось, словно Марина однажды сама отсекла от себя эту болячку. И вот, на тебе!

— Кто тебе такое сказал?

Она молчала. Боялась, Андрей видел. И уже точно знал, что никакие это не козни.

— Нина Тимофеевна? Дочь, говори, не бойся.

Она кивнула. У Андрея аж кулаки сжались.

— А что ещё она говорила?

— Что мама уехала, потому что я дрянная девчонка. И что если я тебе про Тёмку расскажу, то она тоже расскажет тебе, что я дрянная девчонка, и ты тоже уедешь!

Цеплялась за него так отчаянно, словно кто-то большой и невидимый держал её над пропастью. Андрей прижал её к себе, покачался слегка, успокаивая.

— Хорошо, что рассказала! Молодец!

— Ты не уедешь?

— Без вас с Тёмкой — ни за что на свете!

— А Нина Тимофеевна говорит, что если я буду много языком трепать, то ты влюбишься и родишь себе других деток: послушную дочку и нормального сына. И уедешь от нас. Как мама! А мы с Тёмкой в детский дом отправимся.

Андрея разрывало от злости, но он только вздохнул, как можно небрежнее: