Странный звук какого-то тяжелого шлепка разорвал тишину, и я вздрогнула, а по кончикам пальцев едва не заплясало пламя, но я удержала огненную стихию внутри. Медленно обернулась – и увидела на полу под окном маленький тёмный свёрток. Торопливо подошла к окну, стараясь незаметно встать сбоку, и стала вглядываться в темноту сада, колышущуюся едва различимой листвой – никого. Посмотрела с опаской на тайное послание, а внутри всё сжалось, жалобно, тревожно и – выжидательно-сладко.

Я развернула чёрную плотную ткань, под которой оказалась хрусткая бумага – и едва не вскрикнула, не отшвырнула от себя содержимое, представлявшее собой огромного, в четверть метра, зелёного червяка. И только спустя пару мгновений я поняла, что червяк неживой, ненастоящий – сшитая из зелёного вельвета игрушка. Сердце заколотилось, я рассмотрела подарочек с разных сторон – ничего такого.

Зато на обёрточной бумаге надпись. Всего три слова.

Иногда три слова могут изменить жизнь, говорила мне в детстве Коссет. Правда, по её мнению, это были другие слова: "извини меня, пожалуйста". В романтических книжках герои умирали, свергали тиранов и совершали великие чудеса тоже ради трёх заветных слов: "я тебя люблю".

Знакомым до боли, до слепоты, до хруста костей почерком изнутри на обёрточной бумаге было написано:

«Следуй за мной»

И всё!

Всё?!

Я снова рассмотрела игрушку со всех сторон, прощупала её от и до и едва ли не распотрошила. Торопливо, даже не задумываясь о том, что делаю, схватила первый попавшийся жакет и шляпку, сунула ноги в отыскавшиеся в шкафу сапоги, осенние, слишком тёплые для августа – но летние ботинки стояли внизу в прихожей, а выходить через прихожую было ни в коем случае нельзя. Я не могла рисковать быть обнаруженной и остановленной. Только не сегодня.

На плющ, обвивавший стены дома, я ещё в детстве не рассчитывала, что уж говорить теперь. Но второй этаж был не настолько высоким, а кроме того, мне казалось, что у меня крылья за спиной выросли. И на этих крыльях я как-то умудрилась не поскользнуться на влажной рыхлой земле и ничего себе не подвернуть и не сломать. Позволила пламени вспыхнуть впереди и стала оглядываться кругом.

Ещё один червяк обнаружился на вишне, между веток на уровне моих глаз. Я вытащила его и сунула под мышку. Дождь, к счастью, уже притих, но ветер то и дело срывал ледяную мокроту с листвы, так и норовившую попасть за шиворот.

Неважно. Я сама себе казалась неуязвимым призраком.

Третий обнаруженный игрушечный червяк, изрядно намокший, обнаружился у калитки. Я всё же помедлила, положив руку на мокрую металлическую щеколду. Одно дело – бегать по своему ночному саду и совсем другое – бродить в одиночестве за его пределами. Но...

Металлические петли скрипнули слишком уж громко, пронзительно, резко. Казалось, там, снаружи, тьма была ещё более живой, влажной и плотной, но я стиснула зубы и сделала шаг. Повернулась, чтобы прикрыть дверцу.

- Я знал, что ты придёшь, малявка Хортенс, - произнесла темнота за спиной голосом Эймери Дьюссона. Я открыла рот, чтобы отпарировать, отговориться, мол – не очень-то задирай нос, дело совсем не в тебе! Я просто… просто… Разом вспомнила, как злилась на него – за ссоры родителей, за тайны, дурацкие шутки, за все подозрения в его адрес, за мысли о нём, не покидавшие меня ни дома, ни в школе, вот уже – страшно подумать! – целых восемь с лишним лет, злилась, сама не знаю, за что! Развернулась, чтобы сказать, что он тощий напыщенный идиот, и мне совершенно не важно, где он был последние два года. Совершенно не важно, и я никуда за ним не пойду!