Его дом находится в одном квартале от маминого, поэтому далеко переезжать не пришлось. На следующий же день после свадьбы, мама принялась паковать вещи.

И я вместе с ней, но не радостно, как она, а горько оплакивая свою судьбу. Жить в одном доме с Вадимом - сущий ад. Туда я и отправиляюсь, как только заканчиваю собирать чемоданы.

Виктор Андреевич встречает нас радушно, как это всегда бывало. Дом показывает, хоть я и так знаю в нем каждый угол, прислугу представляет, а я все еще хорошо помню их имена. Вадим в день нашего переезда в доме не появляется. Меня это не расстраивает, я вовсе не горю желанием его видеть.

Поздно вечером я лежу в постели и слышу, как после короткой перепалки с отцом Вадим закрывается в своей комнате, громко хлопая дверью. А у меня сердце замирает и хлопок этот еще долго звенит в ушах. Я понимаю, что они серьезно поссорились, и во мне возникает желание узнать, не пострадал ли Вадим после разговора с отцом. Бывало ведь такое раньше, и сейчас Виктор Андреевич мог не справиться с гневом.

Намеренно, или же нет, не знаю, но мне выделили комнату напротив спальни Вадима. Всего в доме два этажа. Первый - технический, в основном для прислуги, а второй - жилой, для семьи. Родительская комната находится в одном конце коридора, а моя, как и Вадима - в противоположном.

Я лежу тихо и прислушиваюсь. Все кажется, что слышу шаги в спальне напротив. Порывистые и размашистые, будто никак Вадим успокоиться не может. От понимания, что я - причина его злости и его ссоры с отцом, душу рвет на части. Пытаюсь уснуть и не получается, ворочаюсь. Снова прислушиваюсь. И снова шаги, только теперь уже в коридоре, совсем близко.

Дверная ручка плавно опускается вниз, и дверь моей комнаты приоткрывается. Замираю в постели и вижу, как приближается ко мне тень.Я резко тянусь рукой к ночнику, но Вадим меня опережает, перехватывает мою руку и сам щелкает включателем на ночнике. В комнате загорается неяркий свет и освещает хмурое лицо Вадима.

— Довольна, сестренка? — криво ухмыляется он и опускается на край кровати, а я тоже сажусь и подбираю ноги к себе. Не хочу его видеть. Мне больно. Чувствую, что и ему тоже. Голос у него подавленный и приглушенный, взгляд пропитан ненавистью, а на скуле кажется... виднеется синяк. Вадим продолжает: — Я думал ты со мной заодно, а оказывается “без Анюты я бы не справилась, она та-а-ак меня поддерживала”, — фальшиво радостным голосом он повторяет мамины слова, сказанные ею в день свадьбы, когда она нахваливала меня перед гостями. — Ты обещала ее отговорить! Ты обещала мне, Аня! Я, блин, поверил тебе!

— Да,я пообещала, но делать этого не стала! — соглашаюсь я, даже не думая отпираться. — Тебе может и глубоко плевать на своего отца, но мне на маму нет. Я не смогла отговорить ее от свадьбы, потому что она ею грезила! Ее счастье - твой отец. Поэтому смирись, братишка. И не смей на мне или маме срывать свою злость! Мы теперь одна семья.

— Что ты несешь? — кривится Вадим. — Какая у нас может быть семья? Твоя мать - обычная пиявка, присосавшаяся к моему отцу. Ненадолго, поверь. Он вышвырнет ее из дома, как и прежних сосалок. А ты просто наивная дура, если думаешь, что я не найду способ от вас двоих избавиться. Меньше, чем через месяц, вас здесь не будет. Даю тебе слово, и ты знаешь, что я его всегда держу.

Я задыхаюсь от возмущения, а на глаза неожиданно наворачиваются слезы.

Это не Вадим. Не Вадим!

Он никогда со мной так не разговаривал. Но глаза-то не обманешь, и уши уже поздно закрывать. Все, что сказано было им, достигло цели и нанесло мне глубокую обиду. И то, как он оскорбил маму... с тем же успехом он мог отвесить мне пощечину.