По слухам, здесь все сохранилось в том же виде, что и сорок лет назад. В баре, где толпились туристы и местные – их было легко отличить по одежде, – они отыскали небольшой бамбуковый столик возле сцены – крохотной площадки, на которой стояли два высоких стула и пара микрофонов.

– С ума сойти! – От восхищения Лукас так запрыгал на сиденье, что Джонни испугался, как бы он стул не сломал.

Прежде Джонни непременно попытался бы утихомирить мальчишек, но сейчас он привез сюда детей как раз для этого – воскресить в них радость, поэтому лишь молча отхлебывал «Корону». Усталая официантка принесла им пиццу, когда на «сцене» появились двое гавайцев с гитарами. Начали они с гитарной аранжировки «Где-то над радугой» Израэля Камакавивооле.

Джонни почувствовал, как рядом появилась Кейт. Она прижалась к нему и стала тихо, не попадая в ноты, подпевать. Он оглянулся, но увидел лишь Мару. Та смерила его сердитым взглядом:

– Чего? Я вроде без телефона.

Не зная, что сказать, Джонни промолчал.

– А вообще плевать я хотела, – буркнула Мара.

Зазвучала следующая песня, «Ханалеи при луне». На сцену вышла красивая женщина с выгоревшими на солнце волосами и лучезарной улыбкой и начала танцевать хула. Когда музыка стихла, женщина подошла к их столику.

– Я вас помню, – сказала она Джонни, – в прошлый раз, когда вы сюда приезжали, ваша жена попросила научить ее хула.

Уиллз посмотрел на женщину:

– Она умерла.

– Ох, соболезную, – проговорила женщина.

Господи, как же ему осточертели эти слова!

– Она бы порадовалась, что вы нас запомнили, – пробубнил Джонни.

– У нее была чудесная улыбка, – сказала танцовщица.

Джонни кивнул.

– Ну что ж, – она по-дружески похлопала его по плечу, – надеюсь, острова помогут вам. Они умеют. Главное – позволить им. Алоха.

Позже, когда они уже на закате возвращались в дом, мальчики так устали, что поругались, а вымотанный Джонни даже вмешиваться не стал. В доме он помог им раздеться, уложил в кровати и поцеловал перед сном.

– Папа, – сквозь сон пробормотал Уиллз, – пойдем завтра на море?

– Разумеется, Вильгельм Завоеватель. Мы за этим и приехали.

– Я сразу в воду побегу, первый. А Лукас у нас трус.

– Сам ты трус.

Джонни снова поцеловал их и встал. Вздыхая и ероша волосы, он бродил по дому в поисках Мары. Дочь он нашел в шезлонге на веранде. Бухта купалась в лунном свете, в воздухе висел дурманящий, сладкий запах соли, моря и плюмерии. На полоске пляжа горели огоньки костров, вокруг которых виднелись темные фигуры людей – неподвижные и танцующие. Смех вплетался в шелест волн.

– Надо было приехать сюда, когда она жива была. – Юный голос дочери звучал грустно и отрешенно.

Джонни ее слова ранили. Они ведь и собирались приехать. Столько раз планировали, а потом отменяли – почему, он уже не помнил. Тебе кажется, будто у тебя море времени, а потом вдруг понимаешь, что ошибся.

– Возможно, она сейчас смотрит на нас.

– Ага. Не иначе.

– В такое многие верят.

– Жаль, что я не верю.

Джонни вздохнул:

– Да уж. Я тоже.

Мара встала и посмотрела на него глазами, в которых грусть выжгла остальные чувства.

– Ты ошибся.

– По поводу чего?

– Вид за окном ничего не меняет.

– Мне просто нужно было уехать оттуда. Неужели неясно?

– Ясно. А мне нужно было остаться. – Мара развернулась и направилась в дом.

Дверь за ней закрылась, а Джонни словно окаменел, потрясенный ее словами. Он ведь и правда совершенно не думает о том, что нужно его детям. Убедил себя, будто все они хотят одного, и потащил их с собой.

Кейти была бы разочарована. Уже. Снова. И, что хуже, Джонни знал: его дочь права.