Поставив утюг на самодельную подставку из пары сломанных гаечных ключей, Михаил поднял тельняшку и оценил ее готовность. Тельняшка полностью высохла под раскаленным утюгом. Утром ее можно было надевать под робу и не мерзнуть на свежем осеннем ветру. Роба уже висела на вбитом в стену гвозде, оставалось почистить ботинки.

– …Образованный 3 мая 1933 года Казанский центральный аэроклуб подготовил первых покорителей неба. Вчера в торжественной обстановке на летном поле аэроклуба состоялся выпуск девяти летчиков…

– Что?.. Что там написано? – замер Михаил с сапожной щеткой в руке. – Ну-ка, Саня, зачитай еще разок.

– Да здесь фотография, а под ней всего три строчки, – пожал тот плечами.

Отложив ботинок и щетку, Михаил подскочил к товарищу и выхватил из его рук газету.

На бледной черно-белой фотографии, сделанной, вероятно, на краю летного поля, стоял простенький учебный самолет. У его левого крыла красовались выпускники – молодые ребята, возрастом чуть постарше Михаила. Все они были одеты в летные комбинезоны и специальные головные уборы. На задорных и довольных лицах – улыбки; взгляды устремлены вдаль.

– Значит, в Казани есть аэроклуб! – воскликнул Девятаев. – Как же я раньше не сообразил!

– Да когда нам было соображать? – отмахнулся товарищ. – То на занятиях торчим, то практика в порту, то учебники дома читаем, то таскаем мешки на горбу…

Сашка был прав – свободного времени у студентов техникума практически не оставалось. Ведь, помимо учебы, приходилось ходить в наряды на дежурства, стирать и гладить вещи, прибираться в комнатах общежития, искать в магазинах дешевые продукты…

– Завтра же расспрошу местных – может, кто знает адрес аэроклуба. – Михаил аккуратно свернул газету. – А после рвану записываться. Пойдешь со мной?

Друг заложил руки за голову и, глядя в потолок, мечтательно протянул:

– Не-е, Миш. Я по речному делу пойду. Уж больно мне нравится ходить на баркасах по Волге…

Постепенно они обживались в большом городе: привыкали к широким мощеным улицам, к толпам горожан, к звенящим трамваям, к обилию автомобилей, магазинов, скверов. Однако в следующем году свободного времени у Михаила стало еще меньше – помимо учебы в речном техникуме, прибавились теоретические занятия в аэроклубе, куда его приняли после прохождения медицинской комиссии.

Изучение теории продолжалось довольно долго, но никто из курсантов не роптал. Летное дело только набирало обороты; самолетов было мало, зато к пилотам простое население относилось как к настоящим героям.

И вот как-то по весне небольшая группа учлетов завершала сдачу объединенного экзамена на допуск к выполнению программы учебных полетов. В большом классе сидела комиссия из преподавателей и руководителей аэроклуба. Запускали по одному. Учлет вставал перед длинным столом и отвечал на многочисленные вопросы. «Гоняли» сразу по всем предметам, причем вразнобой, неожиданно, без какой-либо последовательности. На ответ давалось всего несколько секунд.

Пройти подобный экзамен мог лишь хорошо подготовленный человек. Учлетов с такой подготовкой комиссия отбирала для будущих полетов.

Дверь класса приоткрылась. В щель высунулся секретарь комиссии и объявил:

– Учлет Иванцов. Приготовиться учлету Девятаеву.

Иванцов проскользнул внутрь, дверь за ним закрылась. Сердце Михаила неистово затрепыхалось в груди. Вот и настала его очередь. Через несколько минут решится главное в его жизни: сдержит он данное матери слово, освоит профессию летчика или навсегда останется речником.

– …Неплохо. Следующий вопрос. Скорость ветра в районе аэродрома – десять метров в секунду. Переведите в уме это значение в километры в час, – постучал карандашом по журналу преподаватель самолетовождения.