– Стой! Не то сгинешь там, безвременно и страшно. Да, мы к ней и идём, но нам к ней другим путём добираться надобно.

– К кому мы идём? – не понял Николай, голова его гудела, и он был сердит от того, что прилечь ему не дали.

– К Алмысе идём. Знаешь ли, кто она такая? Алмыса раньше ведуньей была, сильной, ведала такое, что никому не было дано. Помогала всем, и людям, и учийнаям, что среди миров живут, всем… А после озлилась за то, что человек её дитя сгубил, обманом к ней в дом пришёл, и сгубил. Есть предание, что кровь такого существа от любой хвори избавляет, вот он и хотел. И стала ведунья с той поры Алмысой, страшной, чёрного зла набралась. Является перед людьми в облике пригожей девицы, наслаждение сулит, да там и сгинет тот человек, который перед чарами не устоит. Заманивает к себе прохожего, вот ты и сам хотел на «ведьмино блюдо» улечься, ей на потеху и отправился бы. Что, али не знал такого? Нешто мать сказов этих тебе не баяла на ночь?

– Сиротой я рос, – ответил Николай, – У сродников в семье, а там у тётушки столько забот было с нами, не до сказов ей было. Да и нам тоже, где всех прокормить, то и мы в работах сызмала были.

Ничего не ответил Аркынай, только чуть нахмурил брови свои, да рукоять короткого меча сжал. Потом покрутил головой словно принюхиваясь. Николай тоже потянул носом воздух и почуял, как понесло тленом, гнилой плотью, словно открылось вонькое болото, на дне которого сгинуло много живого, и там осталось. Он видал такое, осушали как-то болото чёрное на Гнилых Пласкунах за Сайдагаркой, чтоб гать проложить….

– Что, чуешь что-то? – спросил Аркынай, он во все глаза глядел на Николая, – Нам такого не дадено, сам я не могу путь к ней отыскать, а ты, видать, сможешь! Слушай! Три седмицы назад ушла девчоночка одна, от подружек в лесу отбилась. Наши поняли, что приманила её Алмыса, в помощницы себе готовит, да только если станет такая помощницей… всем нам здесь худо придётся, и не только здесь. Чёрный мор на мир людей падёт, никого не пощадит, а мы золой серою по ветру развеемся. Надо нам отыскать Алмысу, избу её, и девчонку вызволить, по-доброму, али по-худому, а вызволить. Самим пусть сгинуть, а её спасти. Понял ли? Готов ли?

– Готов, – сказал Николай, дух охотника будто снова вернулся к нему, и он точно знал, куда надо идти, – Вон туда идём!

Они спустились с пригорка, и солнечный день вдруг померк для них. Всё окружило туманом, хотя, когда они стояли на пригорке, никакого тумана сверху и в помине не было видать! Теперь же он окружил их, плотным облаком стлался от самых ног. Где ступишь, там разойдётся туман, покажутся под ногой замшелые камни… эхом отражаются шаги, видать идут они сами по узкой лощине.

Аркынай сжимал в руке свой короткий меч, а Николай держался за ручку тесака, та словно сил ему давала, будто все, кто держали её когда-то, давали теперь ему свои силы и храбрость.

Вскоре туман расступился, и впереди показалось болото, не топь, хожее болото, и кочки крепкие виднелись, и тропа торная шла меж чёрной болотной воды.

А на небольшом островке стояла покосившаяся изба, почерневшие от времени или от болотного испарения стены растрескались, и казалось, вот-вот раскатятся.

Старый плетень, невесть для чего устроенный на этом островке, тоже был чёрным и едва стоял, чудом удерживая на себе полусгнившие бараньи головы, в глазницах которых копошились черви.

Возле избы, на небольшом чурбачке сидела рыжеволосая девчонка лет двенадцати. Она что-то монотонно напевала и щипала серые перья с мёртвой птицы. Птичья голова мерзко болталась из стороны в сторону, и Николай приметил, что голова эта была с человечьим лицом…