Савелий вспыхнул, это что за допрос ведёт нахальный парень? Кто он вообще такой! Хотел было Савелий ответить, что перед каждым встречным держать ответ не станет, но прикусил язык. Странным тут было всё, и потому нашлось и у Пышоньки ума – придержать грубые свои слова.

– А что, может я сосватать сестрицу твою желаю? – весело, в тон Наксаю, проговорил Савелий, – Что, отдашь? Али родители у вас есть, у них дозволения просить? Так я готов!

– Не за тем ты сюда пришёл, – ответил строго Наксай, – Просьбы твои такие, с какими многие сюда приходят. Только вот вертаются не все! Но лучше проси совета у сестры, да поспешай назад. И упрямство своё оставь, не доведёт оно тебя до добра.

И этот туда же, нахмурился Савелий, учить его придумал! Небось Савелий и сам не дурак, не в пример деревенщине, в заграницах обучался! И просить будет того, чего сам желает! Наксай этот ещё и так говорит, будто сестра его всесильна! А она кто – девчонка! Тоже, придумали ведьму! Вот вернётся Савелий обсмеёт Евдокию, а Анфиске и вовсе плёткой всыплет, чтоб не болтала, чего не знает!

– Ну, как знаешь, – проговорил, Наксай, отворил дверь в домик и повёл рукой, приглашая гостя, – Располагайся. А мне дела ещё делать! Евлампий Фокич знает, где баня, сведёт тебя! Бывай!

Домик был небольшой, изба как изба, небольшая печь была топлена, словно ждали здесь гостей, в углу сундук стоял, стол у оконца… как в любой деревне! В маленькой светёлке кровать, шитым покрывалом покрытая. Савелий скинул новые сапоги и застонал от боли, ноги болели нестерпимо, и дёрнул его чёрт так вырядиться!

Евлампий вернулся хмур и глянул на отрешённое Савельево лицо, ещё сильнее нахмурил седые брови. Понял видать Пышонькины мысли. А тот улыбался блаженной улыбкой, мечтая о синих глазах хозяйки! Теперь он знал, что просить!

– Ну, дед, веди в баню, всё у меня болит, сил нет! – приказал Савелий и увидал на сундуке приготовленную для них чистую одёжу.

– И то дело, – ответил Евлампий, – Теперь баня лучше всего. А после, давай-кось завтра по утру домой собираться. Скажешь хозяйке, что своим умом жить станешь, совета попросишь, а коли даст – благодари да кланяйся. А иначе может статься, что тебе живому не быть.

– А ну цыть! – строго отозвался Савелий, – Учёного учить надумал! Я всё решил!

Пошли в баньку, по-чёрному топленную, но вода в ней словно все усталости смыла, благость разлилась по душе Евлампия, и Савелий тоже уже на ноги свои не припадал. Наксай снова явился невесть откуда, и скинув рубаху стал охаживать себя веником, Савелий завистливо поглядел на крепкое, мускулистое тело… вот ему бы таким быть! А что, если знахарка и это может?

После пара напился Савелий взвара и завалился на набитый свежим сеном тюфяк, покрывший кровать. Даже не заметил, как тонкие травинки колют его, тут же и заснул.

Не спалось старому конюху, беспокойно было за Савелия, да и за себя тоже, ведь что с парнем случись – совесть замучает, не уберёг, не уговорил, не наставил… Опоясал Евлампий рубаху и пошёл к большой избе… может выслушает его Акчиён, поможет и совет даст.

Между тем от леса уже приступал вечер, осенние мутные сумерки заволокли овражек, покрыв туманом склон холма до самого леса и скрыв ту тропинку, по которой они пришли сюда.

На крыльце сидел Наксай, плёл рыбачью сеть и напевал что-то негромко. Глаза его в темноте сильнее блестели зелёным, и как он видит в этакую-то темень? А вон как лихо сети чинит! Увидев Евлампия, парень кивнул и кликнул сестру. Акчиён и сама словно ждала Евлампия… вышла на крыльцо, накинув на плечи шерстяную накидку.