Тот с готовностью вцепился в ремень. Дядя Вася начал медленно перебирать руками, чтобы осторожно соскользнуть в сырую глубину.

Через минуту из ямы раздался новый глухой приказ:

– Пальто давай.

Александр скинул длинное одеяние, сбросил его вниз. А сам улегся на живот и свесился над ямой.

– Ну что там, сможем достать? Воды ему дайте. Он пить просил.

– Еще ремень нужен. – Василич внизу уже укутывал в пальто стонущего человека, застегивая на нем пуговицы, так чтобы пальто превратилось в плотный кокон, удерживающий тело.

– Есть, – по-военному бросил Канунников, поняв, что майор болтать не любит, так же как и слушать пустые разговоры. Видимо, словоохотливости энкавэдэшника с говорящей фамилией ему хватало за глаза. Он расстегнул кожаный ремень, который заботливо вручила ему Анна, и скинул его вниз.

Капитан соорудил из ремней что-то вроде сбруи, в которую уложил раненого. В несколько рывков они смогли вытащить истощенное тело наверх. Следом вылетел саквояж аптекаря Дашевского, а уже потом Василич протянул руку сам:

– Давай, лейтенант, подмогни. Ремень сними с него. Потом мне кинешь и тягай.

Общими усилиями все оказались на поверхности. Сорока вцепился в саквояж, с любопытством разглядывая добротную сумку с латунными замками. Канунников с Василичем ухватились за полы пальто и потащили раненого в глубину чащи. Саша старался ступать аккуратно, ногами нащупывая торчащие корни и провалы в толстом ковре из хвои и мха. Но беглец все равно стонал от каждого толчка в своем коконе, на рукавах под ним растекались красные разводы крови, что сочилась из ран.

Пройдя через ручей, а потом по неприметной просеке в густых зарослях, Сорока заметно занервничал и беспокойно предложил:

– В землянку все не влезем. Давайте мы с Александром останемся на карауле. Елизавета осмотрит пострадавшего. Она все-таки медсестра. Хотя ему, конечно, надо бы в госпиталь к настоящим врачам.

Петр Васильевич метнул на особиста раздраженный взгляд, но все же коротко кивнул. Они прошли по просеке, потом в два приема перевалили безвольное тело через природную гряду камней, отчего раненый снова тихо застонал, но так и не открыл глаза.

Рядом с тесным кругом деревьев Романчук мягко опустил на землю свой край пальто:

– Иди, лейтенант. Лиза его посмотрит. Я сообщу.

Сорока потянул Сашку за рукав обратно за каменный забор:

– За мной. У нас есть пункт наблюдения. Удобное дерево, с него даже крыши лагеря видно.

Они пошли петлять по густому сосняку, по рыжим иголкам, продираясь сквозь широкие колючие лапы.

Оставшись наедине с энкавэдэшником, Канунников не выдержал:

– Олег Гаврилович, вы ведь мне не доверяете? Даже сейчас сделали все, чтобы я не смог увидеть, где расположено укрытие. Как же так, я ведь советский офицер, такой же гражданин, как и вы. А вы из-за тряпок, из-за одежды мне не верите…

Сорока прищурился:

– Александр, вы на моем месте тоже бы в каждом подозревали провокатора. Посудите сами, мы кое-как спаслись от наступающих немцев. В лесу уже третью неделю прячемся, думаем, как выйти к своим, от каждого шороха вздрагиваем, и вдруг появляетесь вы. Одеты, как зажиточный пан, никаких документов нет. Рассказываете какие-то сказки о побеге из концентрационного лагеря. Мы ведь ходили туда с Петром Василичем на разведку: убежать из лагеря нереально. По периметру часовые, колючая проволока, собаки, стена высотою в два метра. Ну не может обычный человек оттуда выбраться.

Александра затрясло, он остановился и хрипло выдавил:

– Не может. Только там были сотни людей. Они все пошли на смерть, пожертвовали собой, чтобы отвлечь охрану, замкнуть цепь и дать шанс немногим выжить. Поэтому у меня получилось сделать невозможное!