– Отчего ж не рассказать, расскажу, – с удовольствием согласилась Домна. – Узнала Дарья Митрофанова из Митяевки, что я Милку продавать хочу, и говорит: «Продай мне, уж больно коза хорошая». А она и взаправду хорошая: молока много даёт, вкусное оно, сладкое… Сговорились о цене, увела Дарья Милку к себе. А на другой вечер, после дойки, смотрю: стоит коза у меня под забором, рогами калитку открывает.

– Нагостилась, домой захотела, – вставил Грач, вытирая рукавом красное от смеха лицо.

– Вернулась, родимая… Два раза я её Дарье возвращала, и два раза Милка назад приходила. Ну, Митяевка-то недалеко, оно и понятно… Вернула я деньги и решила, что надо в дальние деревни продать, чтобы не вернулась Милка. Нашёлся покупатель в Окунёвке…

– Из Окунёвки, поди, не добралась – тридцать вёрст ведь, – заметила повариха.

– Вернулась, – махнула рукой Домна. – Через неделю пришла, стоит под воротами, блеет… Худая, бока впали, вся в репьях… Ну что с ней делать? Мы больше не продавали, такая коза и из Питера прибежит.

– И то верно, прибежит, – закивали коммунары. – Как собака верная.

– Ты не серчай на неё, Захарыч.

– Что ты, что ты, – махнул рукой председатель, – я же шутейно. Как можно серчать на такую умную козу?

После пили чай и забористый квас из жбана. Братья поблагодарили за хлеб-соль, Яшка сделал знак Кольке, и они втроём вышли во двор.

– Наелся… – Мелкий похлопал себя по животу.

– Смотри, что у меня есть! – Яшка достал из-под рубахи портсигар.

– Ух ты! – вытаращил глаза Колька. – Где стибрил?

– Почему сразу стибрил? Лёшка в лесу нашёл.

– Важнецкий портсигар, богатый, – завистливо протянул Мелкий. – А лошадь совсем как Вишенка.

– Пойдём за амбар, – многозначительно посмотрел Яшка и показал папиросы.

У Кольки дух захватило, на маленьком носу выступили капельки пота.

– А твой брат не проболтается? – опасливо спросил он и покосился на Лёшу.

– Да ты что, он как рыба.

Они ушли за амбар и выкурили одну на двоих папироску. У Яшки неплохо получилось пускать дым колечками.

– Меня сперва тошнило, и голова болела, – поделился Колька, – а сейчас ничего… Тебя не тошнит?

– Н-нет… Я сейчас… – Яшка ушёл за угол и вернулся через пять минут, побледневший и мокрый.

– Ещё одну? – предложил Колька.

– Эва! На чужой каравай рот не разевай. Мы в деревню пойдём, дома заждались, поди.

По дороге Яшке полегчало, он заметно повеселел и стал насвистывать услышанную где-то песенку, с удовольствием представляя, как ахнет и обрадуется мать, увидев полные корзинки грибов.

– Лёшка, смотри мамке не проболтайся, что мы с Колькой курили, – шкуру спущу, – пригрозил Яшка.

– Знаю, не маленький.

Возле забора стоял привязанный Зефир, запряжённый в телегу, фыркал и встряхивал головой, прогоняя мух.

– Тятька приехал! – Лёшка ускорил шаг, взбежал на крыльцо и со стуком распахнул тяжёлую дверь.

Мать в тёмном платье и наглухо повязанном платке угощала Константина чаем, подвинула поближе миску сметаны, положила в тарелку пирожки с луком и яйцами.

– Здравствуй, сынок. Здорово, племяш. – Константин крепко, по-мужски, встряхнул Яшке руку. – За грибами ходили? Молодцы. А мне всё недосуг в лесок наведаться.

– Мы тебе дадим, тять, у нас много, – пообещал щедрый Лёшка.

– Вот, сестрица Вера, возьми, – Константин полез в карман и достал несколько ассигнаций.

– Не надо, братец, есть у нас, – слабо запротестовала мать.

– Да чего там есть, бери.

– А мы деньги нашли, – спохватился Яшка, – и ещё портсигар серебряный, только папирос там не было. – Сказал и покраснел. Папиросы он успел спрятать в сенях.