Увидев меня среди ночи рядом, он не заговорил, не разрушил чар, которые непонятным образом связывали нас, две тоскующие души.

Я многого не знала о себе, и я не понимала, что мною двигало, когда я подняла руку и погладила его по щеке. Щека была шершавая, словно ему пора было бриться. Он повернулся ко мне, откинув голову на спинку кресла.

– Зачем ты меня трогаешь, Кэтрин?

Вопрос прозвучал сухо и холодно, я бы обиделась, если бы не его глаза, огромные, прозрачные озера нежности и желания, а я знала, что́ такое желание, хотя видела его в других, не в этих глазах.

– Вы не любите, когда вас трогают?

– Но не соблазнительная же девушка в прозрачных одеждах, на двадцать пять лет моложе меня.

– На двадцать четыре с половиной года моложе, – уточнила я. – А моя бабушка со стороны матери шестнадцати лет вышла замуж за пятидесятипятилетнего мужчину.

– Ну и дура, и он тоже.

– Мама говорила, что она стала ему хорошей женой, – неубедительно возразила я.

– Почему ты не в своей постели? – строго спросил он.

– Не могу заснуть. Наверное, волнуюсь, как будет завтра в школе.

– Тем более нужно спать, чтобы завтра быть в форме.

Я уже совсем собралась уйти, движимая мыслью о горячем молоке, но в голове у меня были и другие мысли, гораздо более соблазнительные.

– Доктор Пол.

– Терпеть не могу, когда ты меня так называешь! – перебил он. – Называй меня просто по имени или вообще никак не называй.

– Мне казалось, я выказываю вам уважение, которого вы заслуживаете.

– К черту уважение! Я ничем не отличаюсь от остальных мужчин. «Доктор» – это не обязательно, Кэтрин.

– Почему вы зовете меня Кэтрин?

– А почему бы мне не звать тебя Кэтрин? Это твое имя, и звучит это более взросло, чем Кэти.

– Минуту назад, когда я коснулась вашей щеки, вы смотрели на меня так, словно вы не хотите, чтобы я была взрослой.

– Ты ведьма. В мгновение ока ты превращаешься из наивной девочки в соблазнительную, влекущую женщину, женщину, которая отлично знает, что делает, кладя мне руку на щеку.

Я старалась избегать его настойчивого взгляда, от которого мне сделалось жарко и неловко. Хорошо бы сейчас оказаться уже на кухне! Я разглядывала книги на полках, скульптурные миниатюры, которые Пол, похоже, коллекционировал. Куда бы ни падал мой взгляд, все говорило, что больше всего мой опекун ценит красоту во всех ее проявлениях.

– Кэтрин, я хочу спросить тебя. Это не мое дело, но я должен тебя спросить. Что было между тобой и твоим братом?

Колени мои подкосились. О господи, неужели по нашим лицам все было понятно? Почему он спрашивает? Это абсолютно не его дело. Он не имеет права задавать такие вопросы.

Мне не следовало отвечать ему, однако здравый смысл и трезвость суждений изменили мне, и я заговорила:

– Вас шокирует, если я скажу, что когда мы четверо были заперты в одной комнате, и нам некуда было деваться друг от друга, и каждый день тянулся как вечность, то мы с Крисом не всегда смотрели друг на друга как брат и сестра? На чердаке он сделал мне станок, чтобы я могла развивать мускулы, не теряя надежды стать когда-нибудь балериной. Я танцевала на гнилых досках, а он занимался, штудировал старые энциклопедии. Он слышал музыку, под которую я танцевала, и подолгу незаметно смотрел на меня.

– Продолжай, – приказал Пол, когда я замолчала, уйдя в прошлое и забыв о нем.

Я стояла, опустив голову, и тогда он вдруг подался вперед, схватил меня и посадил к себе на колени.

– Расскажи мне остальное.

Я не хотела говорить. Его взгляд стал обжигающе-требовательным. Таким я его еще не видела. И, проглотив комок в горле, я продолжала: