Через несколько месяцев после того, как Леонардо сделался самостоятельным художником, он оставил Флоренцию с ее толкучими узкими улочками и тесными мастерскими и уехал в зеленые холмистые окрестности Винчи. “Я гощу у Антонио и доволен”, – записал он в своих дневниках летом 1473 года, когда ему был 21 год[93]. Его деда Антонио уже не было в живых, так что, скорее всего, речь идет о муже его матери, Антонио Бути (по прозвищу Аккаттабрига). Можно представить себе, как он рад был погостить у матери и многочисленной родни с ее стороны в горах под Винчи, – и вспомнить его притчу о камне, который сначала пожелал скатиться к другим камням на проезжую дорогу, а потом затосковал по своему родному тихому пригорку.
7. Пейзаж Леонардо “Вид долины Арно”, 1473 г.
На оборотной стороне листа с той записью сделан рисунок – возможно, самый ранний из сохранившихся рисунков Леонардо. Это блестящее начало творческого пути, свидетельствующее и о наблюдательности ученого, и о зоркости живописца (илл. 7). Рядом зеркальным почерком приписана дата: “день святой Марии в Снегах, 5 августа 1473”[94]. Импрессионистический пейзаж, набросанный быстрыми движениями пера по бумаге, изображает скалистые горы и утопающую в зелени долину Арно в окрестностях Винчи. Можно различить отдельные опознаваемые приметы местности – конусообразный холм, возможно, какой-то замок, – но в этой пейзажной панораме, столь типичной для Леонардо – словно увиденной с высоты птичьего полета, – действительное перемешалось с воображаемым. “Если живописец пожелает увидеть прекрасные вещи, внушающие ему любовь, то в его власти породить их, – писал он. – Если он пожелает долин, если он пожелает, чтобы перед ним открывались с высоких горных вершин широкие поля, если он пожелает за ними видеть горизонт моря, то он властелин над этим”[95].
Другие художники тоже рисовали пейзажи в качестве фона, но здесь Леонардо сделал нечто принципиально иное: он изобразил природу ради самой природы. А значит, этот рисунок с видом долины Арно претендует на роль первого в европейском искусстве полноценного пейзажа. Поражает геологический реализм: показывая скальные обнажения, размытые рекой, Леонардо тщательно изобразил напластования горных пород – явление, которое завораживало его всю жизнь. Не меньше удивляет и его почти идеальная линейная перспектива, и тающие в дымке очертания далекого горизонта, – такой оптический эффект Леонардо позднее назовет “воздушной перспективой”.
Но еще больше поражает мастерство молодого художника, проявившееся в передаче движения. Листья на деревьях и даже их тени нарисованы такими быстрыми косыми линиями, что кажется, будто они дрожат на ветру. Вода, падающая сверху в заводь, покрыта живой рябью от быстрых трепетных ударов пера. В итоге Леонардо блестяще продемонстрировал, что наблюдать за движением – особое искусство.
Товий и ангел
8. Верроккьо при участии Леонардо, “Товий и ангел”.
Работая в мастерской Верроккьо уже как самостоятельный живописец, двадцатилетний Леонардо выполнил отдельные элементы на двух картинах своего учителя: его кисти принадлежат резвая собачка и блестящая рыба в “Товии с ангелом” (илл. 8) и крайний слева ангел в “Крещении Христа”. Эти созданные в соавторстве работы прекрасно показывают, чему он научился от Верроккьо, а в чем со временем превзошел учителя.
Библейское предание о Товии, пользовавшееся большой популярностью во Флоренции позднего кватроченто, повествует о юноше, которого слепой отец отправил взыскать долг, и об архангеле Рафаиле, который оберегал его в пути. По дороге они поймали рыбу, и оказалось, что ее внутренности обладают целебным свойством: помазав отцу глаза рыбьей желчью, сын вернет ему зрение. Рафаил считался ангелом-хранителем путников, а также святым покровителем гильдии врачей и аптекарей. Рассказ о нем и о Товии очень нравился богатым купцам, которые стали главными меценатами во Флоренции, особенно тем из них, чьи сыновья тоже нередко пускались в странствия