Леона подняла взгляд к небу — светает. Вот-вот забрезжит рассвет и озарит небо первыми лучами солнца. Свет колыбели Великих Богов опасен для нечисти, губителен для их темной сущности. И очень полезен, когда ты вдруг оказался с нечистью один на один… Но до того еще суметь бы дожить — у воды навки становятся мощнее, а рядом со своим костями и вовсе входят в полную силу. Ослабевший щит может и не выдержать разбушевавшейся нечисти. Леона незаметно извлекла из кармана припасенный бутылек и, уведя руку за спину, осторожно его откупорила.

Навка, осознав наконец, что ее чары не действуют, и жертва намеренно тянет время, стремительно ринулась вперед, разевая неестественно огромную черную пасть, полную игольчатых зубов. Как бы она не хотела освободиться, но нечистая суть брала свое, заставляя испытывать безудержный, туманящий сознание голод.

Леона быстрым широким движением разлила вокруг густое пахучее масло и мгновенно подожгла его горящим светочем[15]. Заплясало огненное кольцо, встав вокруг нее защитной чертой.

Навка зло заверещала. Наткнувшись на непреодолимую для нее преграду, она лихорадочно металась вокруг, ища слабое место, но не могла приблизиться и пробиться сквозь огненную межу.

Громкий визг больно ударил Леону по ушам, оглушая и вводя в смятение. Она было дернулась прикрыть их, но остановила себя — действовать нужно было стремительно, пока не успело прогореть обережное масло. Она быстро сунула руку в карман, достала сверток, и, развернув его, подожгла заготовленную ранее свечу, быстро шепча обережные слова. На ее удачу не было ни малейшего ветерка — видно Леший постарался — свеча разгорелась полным высоким пламенем, зачадили вдавленные в воск травы обжигая чувствительную к их дыму нечисть.

Навка зашипела и метнулась назад к воде, подальше от жалящего дыма.

Леона сочувственно вздохнула и покачала головой.

— Ни на кого не нападаешь, значит? — разочарованно проговорила она, хоть и понимала, что навка не может бороться со своей сутью — новорожденный речной дух, однажды утопивший человека, начинает необратимо меняться. Его начинает мучить тягостное чувство голода, и в следующий раз он уже захочет большего и не сможет этому противиться. — Они все заслуживали смерти! Все! Все, кого я забрала! Мужичье, парубци, кобелиное отребье! — оглушительно визжала разъяренная нечисть, воспарив над рекой.

— А ко мне вышла просто языками почесать, заскучала? Или неужто и во мне мужика разглядела? — Хмыкнула Леона, попутно разматывая черненую шерстяную нить, прихваченную из сумки вместе с маслом. — В портки что ли заглянуть, может я чего нового найду.

— Я была слишком голодна, — прошипела навка резким ломанным движением, хищно склонив голову набок и заломив руки.

— Конечно, — спокойно кивнула девушка. Она понимала — однажды изведав человечьей плоти, нечисть уже не остановится… — Моргуша. — Леона вдруг посмотрела прямо в глаза искаженной девушке. — Я могу тебе помочь, слышишь? Ты ведь страдаешь, я знаю, что ты мучаешься… Я видела, ты пыталась бороться с собой, — проникновенно проговорила она и сделала паузу. — Я могу уничтожить тебя, чтобы ты больше никому не причинила зла. — Нечисть, качнувшись в ее сторону, зло зашипела. — А могу освободить твою душу, если ты мне поможешь. И ты будешь свободна, сможешь пойти дальше. Понимаешь?.. Освободиться, уйти с Марой в обитель Великой Юрса́лии, получить новую жизнь. Но ты должна сама захотеть этого. Тебя предали, тебе больно... Ничто не оправдывает их. Но ты сможешь простить, я знаю. Я верю в тебя. В твоей душе еще есть свет. Откажись от этой боли, перестань страдать. Отпусти злобу, разъедающую твою душу. — Леона говорила как можно мягче. Тихо. Вкрадчиво. Осторожно и неумело подбирая слова, стараясь задеть те кусочки души утопленницы, что еще не успели почернеть и извратиться. — Все в этом мире совершают ошибки. Своего жениха ты уже забрала. Ты покарала его. А твой отец, поверь, сполна искупил свою вину за несдержанность. Он тебя любил и боялся за твое будущее… Он каждое мгновение винил себя в том, что потерял тебя из-за своей же глупой и неосторожной резкости. Без остановки ругал себя, плакал, снова ругал и снова плакал. Чудовищем себя нарек. Я ученица той знахарки, к которой его привезли. Я лечила его, я была там и слушала. Он ежесекундно упрекал себя и без конца повторял, что, если бы он только знал, он бы все исправил. Я слышала, как он, оставшись один, рыдал, каялся и молился за тебя. И он сам выбрал умереть, потому что не смог себя простить. Ты всегда была любима. Ты отомщена. Отпусти свою боль и иди с миром дальше, она не стоит твоих страданий.