— Черт бы побрал твои травки, — оторопело пробормотал мужик и, бросив раздраженный взгляд на знахарку, быстро вышел из комнаты.

Послышался глухой стук удаляющихся шагов. Где-то в глубине дома хлопнула дверь. Слышно было, как он сбежал по крыльцу и окрикнул своих. Они о чем-то недолго переговаривались. Стоявшие во дворе лошади возбужденно заржали, а затем до слуха Леоны донесся удаляющийся стук копыт. Ружена все это время была неподвижна и, хмурясь, глядела в пустоту, внимательно прислушиваясь к происходившему снаружи. И пока не затих стук копыт, в доме висело вязкое напряжение.

— Кровожадная же ты, Руженька, — хохотнул вновь появившийся Добролюб. — Волки растащили, драная одежда. Тебе чтоль спалось нынче плохо?

— А чего мне делать еще было? — спросила все еще хмурая женщина, обернувшись к домовому, — не пусти я его сюда — сразу бы понял, что девочка здесь. Видел нить-то путеводную? Пусть хиленькая, а прямиком к Леонке тянулась.

Домовой задумчиво покачал головой, соглашаясь, и Ружена хмурясь продолжила:

— Видно кто-то из наших старых знакомцев у них в помощничках, а то и вовсе хозяином стоит. Мы с тобой не отбились бы, друг мой, приди к нам на огонек его господа. Что мне еще оставалось? Знали ведь, что могут явиться… Пришлось уж обустроить небольшое представление… А ты зачем влез-то?

— А за тем, — погладив бороду, многозначно ответил Добролюб.

Ружена выжидательно подняла бровь.

— Да чтоб твоих следов не было на нем, зачем же еще. А так, если и станут его проверять, то только и увидят, что проказу домового. А много ль домовых нынче с людьми-то близки? То-то и оно.

— Верно говоришь, — задумчиво проговорила Ружена. — Видел чего? Зачем им девочка понадобилась?

— Не шибко много, — вздохнул домовой, — вроде как для запугиванию, но это ему так сказано было, а что-то думается мне, не только для оного, но и еще кой для чего, — искоса взглянув на ребенка, многозначительно проговорил Хозяин.

Леону стало мелко потряхивать. Гул в голове утих. Оцепенение, сковывающее ее все это время, начало отступать, и все напряжение, скопившееся за прошедшие стуки, разом вышло наружу. Маленькая, до невозможности напуганная девочка сжалась в комочек и, опустив лицо на прижатые к груди колени, громко разрыдалась. Детские хрупкие плечики мелко вздрагивали, девочка крепко обнимала себя за ноги и не могла остановиться, плача и размазывая слезы по лицу и грязным от трав коленям.

— У-у, ироды проклятые, довели-таки дитятку, — сокрушенно проворчал домовой, жалостливо глядя на ребенка. — Вот Лихо на них не нашлося-то, чтоб их Трясавицы[1] замучили, чтоб им волчье лыко[2] облепихой почудилось, — сокрушался старичок.

Женщина бросила на девочку сочувственный взгляд, вышла ненадолго из комнатки, а вернулась, уже держа в руках две плошки с водой. Присев на край постели, она поставила их рядом и тихонько погладила девочку по мелко вздрагивающей спине.

***

Погожий летний день. Сквозь густые кроны деревьев пробивается теплое яркое солнце, разгоняя лесную полутень. Где-то наверху расшумелся голодный дятел, безостановочно простукивая ствол дерева в поисках мелких личинок и жучков-короедов. Обмениваются заливистыми трелями задорные лесные пташки. Впереди, перепархивая между веток ирги, отыскивает спелые ягодки красноперая пичуга.

Сегодняшним ранним утром Леона проснулась в своем закутке от тихих голосов. Из-за стенки девочка услышала, как Ружена обсуждает с домовым ее маму. Из разговора стало ясно, что со вчерашнего вечера она находится где-то в окрестностях, но до сих пор не появилась у них. А потому знахарка собирается немедля отправиться на ее поиски. Леона подорвалась со своего лежака, так что у нее на мгновенье потемнело в глазах, и выбежала из комнатки к хозяевам дома. Слезные мольбы и упрямство ребенка дали свои плоды — немного подумав и пристально осмотрев девочку, Ружена вздохнула и дала добро. А уже меньше чем через час они двинулись в путь.