Тэлфрин устало прикрыл глаза.

Ему приходилось лгать, что Сигрун помешалась и лишь поэтому долиной овладел проклятый Безымянный Мор. Он боялся, что дочь узнает о совершенной им глупости, когда поддался искушению. Ведь это из-за него самого, в конечном итоге, он лишился горячо любимой супруги, а теперь терзается страхом потерять и единственного ребенка.

Иногда он поднимался на черную башню, где когда-то жила Сигрун, оглядывал покрытые пылью кресла и кровать под тяжелым балдахином, и кричал от бессильной ярости, проклиная ее и себя.

Здесь она приготовила отраву, что пропитала их всех непроглядным мраком. Здесь обдумывала свою месть, замышляя погибель ему и его роду.

Мог ли он знать, чем обернется его беспечность?

Как он мог быть таким слепым?

Теперь следовало отбросить горькие сожаления, которые ничем не могли помочь. Они могли лишь напоминать о том, что нельзя недооценивать уязвленные чувства других.

Какое-то время отец и дочь ели молча.

– Я решил устроить прием, – внезапно сказал Тэлфрин и, заметив негодование на лице дочери, поднял руку. – Мы давно не устраивали пиршеств, а этот зал блекнет без них.

Морвен пораженно уставилась на него.

– Не лучше ли потратить деньги на телегу хорошего зерна?

Отец отвел взгляд и нахмурил брови.

– На этом приеме мы объявим о твоей помолвке с Кайденом. Я долго этого ждал и…

Он запнулся, наблюдая, как дочь меняется в лице, произносит слова извинения и отодвигает свое кресло, чтобы уйти.

– Сядь! – раздался повелительный возглас.

Тэлфрин собрался сурово отчитать дочь, но увидев ее заблестевшие от слез глаза, поперхнулся. Тон его тут же смягчился, хотя мужчина сотни раз клялся себе, что не станет поддаваться слабости и жалеть дочь.

Он прошел столько сражений, видел кровавые ужасы войны, смерть, боль, но две маленькие капельки в зеленых глазах, так похожих на глаза любимой супруги, делали его слабым и беспомощным.

Будь у него сын, он, конечно, обращался бы с ним иначе. Мужчина должен презирать собственную слабость и не потакать слабоволию. Но Морвен!

Стоило ему заметить ее печаль, как она снова становилась маленькой девочкой, которая когда-то забиралась к нему на колени с просьбой рассказать одну из историй их рода, а потом засыпала на его руках.

– Прошу тебя, – он кивнул на кресло, стараясь говорить не как повелитель, а как любящий отец. Девушка опустилась обратно на свое место, опустив голову, готовая в сотый раз выслушать о достоинствах Кайдена и о силе проклятия, что тяготело над ними.

– Твоя мать пожертвовала жизнью, чтобы уберечь тебя. Я говорю это не для того, чтобы ты ощутила себя виноватой, но для того, чтобы ты ценила ту жертву, которую она принесла. Она сделала это, потому что безмерно любила нас. И если есть хотя бы малейшая возможность спасти тебя, мне придется пойти на любые ухищрения.

– Я не люблю Кайдена, – бесцветным голосом произнесла Морвен. – Он неприятен мне.

Тэлфрин с досадой прищелкнул языком:

– Любовь – это роскошь, которую люди нашего круга не могут себе позволить. Нам приходится жертвовать чувствами ради долга. И все идут на это, понимая ответственность перед своим родом.

– Но ты женился на моей матери по любви, – с отчаянием выкрикнула Морвен. – Тогда отчего ты не желаешь того же для меня?

– Это скорее исключение, которому я был чрезвычайно рад. Нам просто повезло…

Тут он запнулся, понимая, каким скоротечным оказалось его счастье. Вспомнил заострившееся белое лицо Хельды и окровавленные простыни. Сигрун в ореоле черного тумана. Ее издевательский смех.

Морвен заметила, как посуровел отец и поняла, что он снова переживает потерю ее матери. Вряд ли их счастливые, но короткие отношения можно назвать везением. Тэлфрин откинулся на спинку кресла, взывая к богам, чтобы они вразумили его дочь. Иногда она проявляла излишнее упрямство.