Тэлфрин усмехался с затаенной грустью:
– Выходит, что так, моя хорошая. Но сейчас уснуть следует тебе самой. И не пугайся ничего. Тут тебя никто не тронет.
Девочка послушно закрывала глаза, и снова перед ней являлись Свет и Тьма.
Что делать, если день и ночь превращаются в поле битвы, когда не знаешь, кому подчиниться? Зов Тьмы так сладок, так прекрасен, он обещает наслаждение и могущество. А Свет… он другой. Мягко обволакивает, баюкает, возвышает, напоминает о благородстве, когда как Тьма зовет подчинять и покорять других.
И обе эти силы так хороши каждая сама по себе. Каждая дарует то, что не может дать другая. Так что же выбрать?
Владелец Блэрхайда мучился все эти годы, пока его дочь подрастала. С тех пор, как на его руках умерла единственная женщина, с которой он познал непродолжительное счастье, целью его жизни стала одна лишь Морвен.
Он смотрел на нее и видел отражение возлюбленной Хельды, безвременно почившей в семейном ледяном склепе. Тэлфрин держался до последнего мгновения, пока его исстрадавшаяся душа не заставила признаться дочери, как на самом деле умерла ее мать и кто в этом повинен. Он поведал ей правду, но не всю.
Морвен как раз исполнилось полных пятнадцать лет. С затаенным дыханием выслушала она сбивчивое повествование отца: и о злом проклятии, вонзившем в нее свои когти, и о подлом коварстве ее тетки, которую она никогда не знала.
Девушка замирала у зеркала, разыскивая в глазах отражение Тьмы, и всегда находила ее. Впрочем, благодаря благословению ее доброй матушки, оно защищало ее, не позволяя Тьме полностью овладеть ею. Теперь становились понятными все ее видения и мелькающие тени.
Чудовища не трогали ее, обходя с ворчанием, будто не смели приблизиться слишком близко. И только домашние духи, словно изголодавшиеся коты, льнули к ней, когда чувствовали превосходство Света. Они согревались его силой, но всегда бросались врассыпную, стоило Тьме зашевелиться внутри.
Морвен так и жила, раздираемая на части двумя силами. Она бы еще смирилась с этим, понимая, что с древним колдовством невозможно совладать слабой девочке, но затем узнала еще одну роковую тайну, что в день совершеннолетия ей придется сделать окончательный выбор. Благословение пока удерживало Морвен на стороне Света, но проклятие было слишком сильным.
Каково это отдаться Тьме целиком?
Что тогда будет?
В кого она превратится?
Об этой тайне знал лишь отец и она. И та, что называлась родной сестрой ее матери.
Сигрун.
Прекрасная женщина с белокурыми волосами, которая иногда являлась во снах, подносила кубок, наполненный тягучим красным напитком, и шептала, вплетая в чистый ингларский язык, другой, неведомый, звучащий, как заклинание: «Пей до дна, наследница Блэрхайда… Йель лиу фер…»
Напиток был сладким, как мед, терпким, как луговые травы, благоухающим, как цветы в саду. Свет в ней протестовал, призывал бороться, выбить кубок, но белокурая женщина была сильнее, и вот божественный нектар касался губ, мягко опьянял. Лучше него, казалось, Морвен никогда не доводилось пробовать.
«Еще…» – просила она, умоляюще глядя на ту женщину, но та смеялась и отвечала, что это дар подземных богов, который надо вкушать медленно.
Морвен просыпалась с колотящимся сердцем одна в своей опочивальне и радовалась, что это был лишь очередной тягостный сон. Она не говорила отцу о своих видениях. Тьма в ней внушала, что это лучше держать в тайне и не волновать Тэлфрина напрасно.
Как-то отчаявшись, девушка отправилась в самую чащу, где обитали жуткие твари, против которых бывали бессильны самые острые клинки и отважные мужчины их края.