Нездила разом побледнел лицом и скороговоркой отвечал:

– Так нельзя же мне одному, я не княжеских кровей, хан небось и слушать-то меня не станет… Да и ждет он тебя, княже…

Олег Муромский перебил его:

– Никак нельзя Юрию Игоревичу сейчас Рязань оставлять. В городе неспокойно, люди в страхе великом пребывают. Да и кто рать готовить будет? Нет, нельзя так.

Юрий, коротко подумав, согласился:

– Верно молвишь, Олег. Федор! Ты вместо меня с Афанасием поедешь, ты мой сын, ты один заместо меня можешь с Батыем речь держать, а Нездила будет толмачить и совет тебе давать.

Федор встал, посмотрел отцу в глаза и низко поклонился, благодаря за оказанную честь.

Когда сыскали Евпатия, занятого боевыми перемещениями со своим отрядом, и передали, что князь его зовет, был уже глубокий вечер. Тяжкая, неотвязная дума терзала его после встречи с давним врагом, воспоминания ворошились в голове, как угли в костре, все черные воспоминания, жгущие изнутри. Он скакал через объятый страхом город, где повсюду люди, кто как мог, готовились к беде. То и дело навстречу попадались вооруженные ратники, из всякой избы слышались тревожный разговор и плач.

Когда Евпатий достиг терема, палаты уже опустели, и он нашел князя в постельных покоях, играющим с внуком. Евпраксия и его Настенька сидели рядом на лавке и о чем-то шептались, а великий князь Рязанский катал своего наследника на спине, играя в коняшки, и приговаривал веселым голосом:

Маленький Ваня заливался от смеха, а Евпраксия, невесело улыбаясь, косилась на сына.

Увидав боярина, Юрий переменился в лице. Он, гикнув, подкинул Ванюшу в воздух и спешно передал его матери, сделав той знак уходить, и ласково прибавил:

– Ну давай, Ванюшка, к мамке. Пора и баиньки, завтра до свету в Красный поедете, там вам покойнее будет.

Евпраксия с ребенком на руках, выходя из покоев, столкнулась в дверях с Нездилой, который проводил ее жадным взглядом и, просунув голову внутрь, вопросительно посмотрел на князя.

– Позже, Афанасий Прокшич, позже!

Отмахнулся от него Юрий, и толмач, с готовностью кивнув, тихо затворил дверь.

– И ты, Настасья Родионовна, пойди пока в сени, нам с твоим мужем потолковать надобно.

Настя неохотно пошла к дверям, и князь, не дожидаясь, обратился к Евпатию:

– Вот, что. Собирай дружинников, выбери десяток самых удалых. Поедешь с Ингварем в Чернигов, у князя Михаила Всеволодовича подмоги просить. Ты и речь держать умеешь, и охраной молодому княжичу будешь. В степи теперь неспокойно. Седлай сей же час, не мешкай.

Конец ознакомительного фрагмента.