— Милая, грядёт вьюга. Нам придётся переждать в пещерах. Это уже отнимет у нас время, мы не можем задерживать караван ради… — Начал воин, но резкий фанатичный взгляд жены заставил его тяжело вздохнуть. — Эх-х-х… Обязательно помолишься.
Караван продолжил движение, точно разбуженный зверь, снова тронувшийся в путь. Анна заворочалась — спина затекла от лежания в одной позе. Захотелось скинуть тяжёлые шкуры и сесть, покрутиться на месте, размять во рту кусочек засоленной оленины. Мысль о еде вызвала приятное возбуждение, но за ней пришла боль в конечностях — слабая и ноющая, она часто преследовала её после сильных судорог, а иногда была предвестницей очередной волны припадка.
Анна толком не помнила приступов: накатывала боль, точно кто-то невидимый резко накрывал её одеялом с головой, и наступала темнота. Потом девочка просыпалась с привкусом горького лекарства во рту. Такого, как сейчас — травяного, с горчинкой. «Выплюнуть бы его, запить водой да заесть жирной рыбой».
Серая пелена над головой навевала скуку, а поднявшийся ветер заглушал все звуки вокруг, кроме самых близких и резких. Боль так и застыла на кончиках пальцев и у висков. Спать не хотелось, но иного занятия в такую непогоду оказалось сложно придумать. Кроме того, под этим грузом шкур и одеял было так тепло и уютно…
«Сколько же ещё ехать до долины и Лунного ущелья? Если я не буду спать, то смогу увидеть их».
Но вьюга скрывала от взора всё, что располагалось дальше пятидесяти шагов. Красота пряталась за белой пеленой кружащего снега, и это разочаровало ребёнка. Ведь всю дорогу ей пришлось терпеть подступающую боль и волноваться: вдруг она заснёт и не увидит великого святого места — Лунного ущелья, о котором так много говорила мать.
Караван благополучно добрался до места остановки, заставив людей выбраться из нагретых «гнёзд». В пещере отец развёл костёр и расчистил место от камней. Мама ловкими привычными движениями соорудила уютную постель из шкур и уложила дочь. Постепенно тепло завладело этим местом. Анна лежала на боку и смотрела, как потрескивают деревяшки, как танцуют языки пламени. Родители о чём-то шептались. Спорили. Девочка плохо разбирала слова. Уловила только «молиться» и «Айшуак», а ещё «храм». Она выдохнула и, закрыв глаза, помолилась про себя, не решаясь упомянуть чьё-либо имя. Малышке было всё равно, кто ей поможет: она бы посвятила свою жизнь тому, кто излечил бы её от странного недуга. С этими мыслями девочка крепко заснула.
Внезапно Анна дёрнулась, ощутив чьё-то присутствие. Она широко распахнула глаза и увидела перед собой лицо спящей матери, даже во сне не знающее умиротворения. С другой стороны дремал отец. А там, около входа в пещеру, куда не доставал свет догорающего костра, стояло нечто. Высокая фигура наблюдала за ней.
— Бедное дитя, — по пещере разнёсся женский голос. Он был по-матерински нежен и приятен на слух.
— Кто здесь? — испугалась Анна. Она приподнялась на локтях, ощутив в теле невиданную ранее силу, и повертела головой по сторонам. Соплеменники, даже дозорные, лежали, образуя ковёр из спящих тел на каменном полу пещеры. От беззащитности её сердце забилось чаще. Анна слышала о разбойниках и боялась, что кто-то напал на их лагерь.
— Не бойся, я не причиню тебе зла, — рядом с костром возникло свечение. Мягкое голубое мерцание заполонило грот.
Анна прищурила глаза и затаила дыхание. Она увидела самое настоящее чудо. Тень у входа исчезла, а из облака света возникла невероятно красивая женщина — длинные медовые волосы и кристально голубые глаза, белое с серебром платье. Девочка ахнула и села. Она снова оглянулась, не понимая, почему от таких ярких лучей не проснулся ни один сородич, никто даже не пошевелился.