Как-то отнесутся к ней хозяин и хозяйка Мердок-Хауса? Как к обузе? Как к незваной гостье? Как к чему-то, что надо терпеть или забыть? Придерживаясь мнения, что лучше быть забытой, чем презираемой, она надеялась на первое.

И в каком-то смысле ее желание исполнилось.

По приезде их никто не встретил. Их не ждало ничего, кроме заросших полей, заброшенных надворных построек и тихого каменного дома, в котором почти не было мебели.

Лилли в изумлении ходила из комнаты в комнату, словно ожидала, что кто-нибудь вдруг выпрыгнет из-за пыльных портьер и признается, что это была грандиозная шутка.

Но Уиннифред стояла на улице в свете заходящего солнца и слышала то, чего не слышала Лилли.

Приветствие тишины. Безмолвную мольбу о жизни. Что это за ферма без домашнего скота и урожая? Дом без света, звуков и голосов?

Фредди была еще ребенком и все же обладала той уникальной способностью очень юных существ сплетать воедино фантазию и реальность, и ей представлялось, что она слышит, как Мердок-Хаус шепчет ей на ветру: «Добро пожаловать. Добро пожаловать. Оставайся».

Они остались, хотя у них и не было особенного выбора в этом вопросе, и выживали фактически без денег и опыта, что оказалось намного труднее, чем она ожидала. Но у Уиннифред никогда и в мыслях не было уехать. Она гордилась тем, чего они достигли, радовалась тому, что они теперь умеют.

А достигли они немалого. Свили пусть маленькое, но зато свое собственное гнездышко. И теперь Лилли возжелала бросить все это ради городского дома и леди, которая, возможно, будет им не рада.

Гидеон обходил владения Мердок-Хауса, разминая раненую ногу и размышляя над запутанностью обещаний.

Он слышал, как матросы в разгар кровавой битвы давали всякого рода торжественные клятвы. Некоторые пытались заключить сделку с Богом. Они клялись в обмен на жизнь бросить пить и играть, клялись ходить по воскресеньям в церковь, клялись лучше относиться к своим женам или любовницам – или, как в случае нескольких офицеров, и к женам, и к любовницам.

Кто-то давал обещания самому себе. Ему припомнился один услышанный разговор двух мужчин во время боя. Кристофер Уитерс и Йен Макклей, закадычные друзья, вечно веселые и неунывающие. Они кричали друг другу, перекрикивая свист пуль, грохот канонады и стоны умирающих.

– Если мы выживем, Йен, и дотянем до порта, я куплю себе самую смазливую шлюху, которую только смогу позволить! А на то, что останется, напьюсь вдребадан.

– Ты рехнулся, старик? Сначала напейся, а потом уж купи дешевую девку. Заверяю тебя, ты не поймешь разницы.

Закончилось тем, что Макклей пил и распутничал за них обоих.

Гидеон же дал себе одно-единственное обещание: больше никогда не брать на себя ответственность за жизнь и здоровье другого человека.

Два года после его ухода со «Стойкого» ему это прекрасно удавалось. Он зарекся жениться, нарушил традицию и отказался от услуг камердинера. Он даже отказался от постоянно проживающих в доме слуг, предпочитая обедать в своем клубе и рассчитывать на приходящую прислугу.

Он не отшельник. Напротив, он с удовольствием проводит время в компании. Но в конце дня предоставлен только своим собственным заботам.

Так как же, дьявол его побери, у него на руках на целых три недели оказалась парочка молодых леди?

И какого дьявола он должен с ними делать?

В конце концов, после нескольких минут беспокойства и переживаний, он решил, что не будет ничего делать – просто наймет для этих целей кого-то другого. В сущности, он наймет многих. Он так наводнит Мердок-Хаус слугами, едой и развлечениями – куда больше, чем может понадобиться двум девушкам, – что его присутствие станет излишним. И тогда он спрячется в комнате и притворится, что никогда и не думал изображать в Шотландии героя. Это было нелогично, трусливо, по-детски – и совершенно необходимо для сохранения его душевного покоя.