- Мама вышла замуж за папу, и они с дедушкой поставили сперва скобяной цех, потом инструментальный.
- Передовой лорд был ваш батюшка. – неохотно процедил инспектор Баррака.
- Причем тут отец? – удивилась я. – Он природником был, куда ему фабрику? Это мама с дедом – маги-металлисты.
Пока фабрика строилась, мама забеременела мной – и вот тут родители и дедушка провернули исключительно дерзкий фокус. Дедушка Тормунд ведь не с пустыми руками из рода ушел. Тормунды – род разветвленный, многочисленный и славный, могут позволить отделить малую искру от родового алтаря. Но дедушка Тормунд не стал основывать род южных Тормундов, чтобы медленно, поколение за поколением напитывать новый родовой алтарь, а по соглашению с отцом слил свою искру с древним алтарем де Молино. Во время беременности женщина еще не отторгнута родительским алтарем, но уже почти принята алтарем мужа – мама смогла это сделать. Алтарь де Молино изменился, сила его умножилась многократно, так что хватило и поместью, и фабрику запитать, и даже продавать энергию могли, мэрия Приморска у них покупала.
Все это я, естественно, рассказывать не стала, алтарь силы рода – не тема для разговоров даже с неожиданно обретенным кузеном.
10. Глава 10. Имение де Молино
- Я так понимаю, со времен ваших родителей мало что изменилось. - Улаф огляделся по сторонам.
Дорога обогнула старую оливковую рощу и снова потянулась меж виноградниками, такими же пожухшими под лучами солнца, как и в год, когда семейство Тормунд сошло на берег в Приморске. Да и дорога была… такая же. Кажется, за прошедшие пятнадцать лет никого не заботили ни выпавшие камни, ни размытая дождями обочина, ни ямы от одного края дороги до другого. Даже перед кучером неудобно, обещала ведь дорогу получше.
Виноградники сменились пыльными пустырями, дорога вильнула снова и потянулась мимо утыканного ржавыми пиками кирпичного забора. Над забором торчали трубы с едва-едва курящимся над ними дымком. В заборе имелась калитка, замкнутая на тяжелый висячий замок, и дырка в половину человеческого роста – наскоро прикрытая подгнившими досками. Наконец забор кончился.
- Останови! – скомандовала я кучеру и пока инспектор решал – ловить меня или не стоит – выскочила из коляски.
В полосатой будке у ворот, где обычно сидел сторож, сейчас никого не было, да и сами ворота стояли нараспашку.
Я шагнула в пустой двор.
- Шшшшурх! Шшшурх!
Вокруг царила сонная летняя тишина, перемежавшаяся только протяжным скребущим звуком:
- Шшшшурх!
Что-то металлически брякнуло и снова тишь. Ни ветерка, ни звука, ни шевеления, разогретый сухой воздух царапает легкие. По спине под слишком теплым для здешней погоды платьем потекла струйка горячего пота. Стараясь не стучать каблуками ботинок, я обогнула штабель старых ящиков – очень старых, некоторые по низу мхом поросли.
- Дамочка! Эй, дамочка! Вам чего тут?
Окликнувший меня звонкий голос заставил вздрогнуть – я стремительно обернулась, аж юбки взвихрились. Ну, хоть какой-то ветерок! Позади меня, вытирая руки промасленной ветошью, стоял молодой парень в рабочем комбинезоне.
Не будь я сама иллюзором, подумала бы, что его окрик разбил иллюзию: в только что пустом фабричном дворе оказалось множество народу! Над штабелем ящиков высунулись головы в кепках – я пробежалась взглядом по любопытствующим физиономиям. Из темного зева фабричных дверей – тоже открытых, дохнуло жаром, как из раскаленной печи. Высунулась старуха с подвязанными пестрым платком черно-седыми кудрями и метлой наперевес – и поглядела на меня хмуро.