— Эй, ты! Как там тебя? Мне нужно в уборную, — позвала Юля, нетерпеливо помахивая ручкой.
Физиология привнесла свои коррективы.
— Да, конечно. Только попроси нормально.
Вытирая грязные руки тряпкой, подошел поближе к прекрасной капризной принцессе. Ей не помешает дать пару уроков элементарной вежливости.
— Нормально — это как?
Хмыкнул. Леди Джулиана не умеет просить. Точнее, она слишком упертая для этого.
Мадемуазель Капитошкина еще несколько минут, нетерпеливо переминая ножками, покусывала свои соблазнительные губки. Ну-ну. Думай, невоспитанная красотка, вспоминай. Должны же тебя в детстве были научить волшебным словам вежливости. Их каждый ребенок знает: «здравствуйте», «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры», «приятного аппетита», «спокойной ночи» и так далее.
Она открыла рот — видимо, хотела сказать очередную гадость, — потом закрыла, не решаясь меня злить, и снова начала кусать свои соблазнительные губы.
Стоп, Кирилл, на смей залипать на них взглядом.
— Пожалуйста, мне правда очень нужно, — наконец тихонько взмолилась Юля.
Кажется, действительно припекло.
От нетерпения или потому, что пришлось переломить свою гордость, Капитошкина даже раскраснелась.
— Вот видишь, — довольно ухмыльнулся я. — Когда тебе нужно, ты бываешь вполне приветливой.
Со всеми возможными церемониями, будто это золотая чаша, подал ей специально приготовленное для этого случая обычное жестяное ведро.
— Держи. Сюда можно справить малую нужду.
Черт! Пришлось уворачиваться, поскольку ведро сразу же полетело мне в голову. А ведь я еще не успел рассказать о большой нужде. Про лопухи, обильно растущие под забором, которыми можно заменить туалетную бумагу.
— Это что такое?! Ты совсем сбрендил?! — покрутила пальцем у виска прекрасная бестия. — Сам будешь писать в ведро, придурок деревенский. Где у тебя унитаз! Ту-а-лет?! — по слогам с издевкой произнесла Юля, словно я плохо слышу или соображаю.
Кажется, кто-то слабо представляет себе реалии жизни в сельской глубинке. Вздохнул, улыбнулся, поскреб трехдневную щетину на подбородке, развернулся и пошел опять заниматься своими делами.
— Эй, я вообще-то с тобой разговариваю! — возмутилась пленница и опять недовольно топнула ножкой.
На что Малыш мгновенно отреагировал недовольный лаем.
— Чудище неотесанное, как и твой хозяин.
Пес снова грозно зарычал, он тоже не любил, когда меня, нас, обзывали.
— Орангутанг собаковидный, — продолжала ругаться на Малыша Капитошкина. — Большая клыкастая мерзость.
Тоже мне, королева нашлась! Не зная слов обычной вежливости, хочет, чтобы ей даже в плену прислуживали. А получив не то, что ожидалось, сразу выпускает когти. Вот только тут я хозяин положения, а значит, Жулька может брыкаться сколько ее душе угодно! Захочет писать — а она точно захочет — сделает это в ведро, ну или какой-то кустик во дворе найдет, ничего страшного с ее величеством не произойдет, не переломится. У меня же работы непочатый край…
— Эй! Ты что, меня не слышал?! Куда пошел?! Убери эту рычащую шерстяную пакость. Стой немедленно! Э-э-й!
Последнее «эй» прозвучало довольно жалостливо.
Кусая губы, переминаясь с ноги на ногу, Юля была вынуждена втянуть ведро назад в помещение дома. Плотно закрытые шторы сказали о том, что, если сильно приспичит, и ведро может показаться дорогущим унитазом.
***
— Эй, я есть хочу! — послышался через некоторое время недовольный капризный голос сеньориты Неженки.
— Для сведения, меня зовут Кирилл, а шерстяную пакость — Малыш. На «эй», а уж тем более различные обзывания мы не отзываемся. Да, Малыш?