Вскоре он уже поднимался по пологой тропе к леднику, оставляя позади облака выдыхаемого им пара. Постепенно его шаги становились все длинней, все размеренней. Еще часок подобной прогулки, и, возможно, он совсем успокоится, а затем и сумеет уснуть, невзирая на шум, какой киношники умудрялись производить даже ночью.

Через пятнадцать минут склон несколько выровнялся. Машин уже не было, и впереди открывался вид на ледник – голубую громаду, словно светившуюся изнутри в лунном свете. А возле нее чернело отверстие уже в лавовой толще…

Он замер, увидев, что там кто-то стоит. Три тени на фоне кромешного мрака.

Замедлив шаг, он подошел ближе. Люди о чем-то переговаривались друг с другом – до него доносились их приглушенные голоса. Услышав шаги, они обернулись, и он с удивлением узнал остальных своих коллег – Салли, Фарадея, Пенни Барбур. Отсутствовал только Чен, аспирант. Казалось, будто некая таинственная сила вдруг привлекла всех наверх.

Увидев Маршалла, Салли кивнул.

– Неплохая ночь для прогулок, – сказал он.

На плече у него висело охотничье ружье.

– Все лучше, чем кошмар там, на базе, – ответил Маршалл.

Он ожидал, что Салли начнет возражать, но ошибся. Климатолог мрачно поморщился:

– Они снимали какую-то сцену в тактическом центре, рядом с моей лабораторией. Не поверишь – изображая при этом нас. Сделали как минимум десяток дублей. Я просто не мог этого вынести.

– Кстати, раз уж зашла речь о фильме, как прошло твое интервью? – спросил Маршалл.

Салли помрачнел еще больше.

– Конти его отменил, не сняв даже ни кадра. Звукооператор пожаловался, будто я – ты только представь себе – глотаю слова.

Маршалл кивнул.

Салли повернулся к Барбур:

– Я же не глотаю слов, правда?

– Эти чертовы придурки вечером уронили файл-сервер, – вместо ответа заявила она. – Поскольку своих ноутбуков им не хватило, они позаимствовали их у нас. Несли какую-то чушь насчет своих «особых прав». Я ничего не могла с ними поделать.

– Когда я пришел на ужин в столовую, там оказалось лишь одно место в углу, – сказал, чтобы что-нибудь сказать, Маршалл.

– По крайней мере, хоть оказалось, – отозвалась Барбур. – А мне пришлось десять минут простоять. Потом я плюнула и забрала с собой в лабораторию чипсы и яблоко.

Маршалл посмотрел на Фарадея. Биолог не участвовал в общих стенаниях. О чем-то задумавшись, он не сводил глаз с пещеры.

– А ты, Райт, что скажешь? – спросил Маршалл.

Фарадей не ответил, продолжая разглядывать темный провал.

Маршалл слегка толкнул его в бок:

– Эй, Фарадей. Очнись.

Фарадей обернулся. Отблеск лунного света падал на линзы его очков, отчего он напоминал жуткоглазого инопланетянина.

– Извини. Задумался.

Салли вздохнул:

– Ладно, выкладывай. Что за безумная гипотеза на этот раз?

– Не гипотеза, просто наблюдение.

Все молчали, и биолог продолжил:

– Я сделал его вчера, когда смилодона вырезали изо льда.

– Мы тоже там были, – сказал Салли. – И что же?

– Я снял показания эхолокационного спектрометра. Понимаете, прежние данные оказались слишком неточными, и, получив доступ к разрезу, я хотел…

– Понятно.

Салли махнул рукой в толстой перчатке:

– Ну так вот, я большую часть дня анализировал данные. И они совершенно не соответствуют.

– Не соответствуют чему? – спросил Маршалл.

– Не соответствуют смилодону.

– Не говори глупостей! – бросила Барбур. – Ты же видел его! Как и все мы, и остальные тоже.

– Я мало что смог увидеть сквозь грязный лед. А с помощью эхоанализатора получил куда больше данных.

– И что скажешь? – спросил Маршалл.

– Скажу, что то, что находится внутри ледяного блока, слишком велико для саблезубого тигра.