– Какую «Орестею»?

– Это такая тетралогия, которую он сейчас заканчивает. Либретто написал Кадоган. Для подобной эпопеи определенно требуется построить специальный оперный театр. Так сказать, второй Байройт.

– Получается, что Чарльз Шортхаус тоже попадает под подозрение, – проговорил Фен. – А вот снова появился К. С. Льюис.

– Учтите, Чарльз Шортхаус живет в Амершеме, – напомнил сэр Ричард.

– Но ведь существует транспорт, – возразил Фен. – Надо выяснить, есть ли у него алиби.

Пришла пора ланча, и бар начал пустеть. Дверь часто открывалась, в зал проникал холодный воздух. За окном потемнело так, что казалось, наступил вечер.

Дверь в очередной раз отворилась, чтобы впустить пару. Молодые люди нерешительно остановились, не зная, какой выбрать столик.

Адам махнул рукой:

– Идите сюда, погрейтесь у камина.

Молодой человек, красивый, высокий, крепко сложенный, с темными грустными глазами, выглядел как-то болезненно. На бледном лице было что-то вроде экземы. Его спутница, Джудит Хайнс, была ему под стать. Так же молода, очаровательна, а свитер и слаксы под теплым коричневым пальто подчеркивали стройную фигуру. Правда, Джудит казалась несколько холодноватой, что могло говорить об искушенности и некой расчетливости. В ее волосах поблескивали еще не растаявшие снежинки. То, что она влюблена, было видно невооруженным глазом.

Они сели.

Адам по очереди представил свою жену, сэра Ричарда, профессора Фена и инспектора Маджа.

– Меня зовут Борис Стейплтон, – произнес в ответ молодой человек, – а мою подругу Джудит Хайнс.

Фен жестом верховного жреца заказал всем выпивку.

Некоторое время все молчали. Затем Адам произнес:

– Мисс Хайнс и мистер Стейплтон участвуют в постановке «Мейстерзингеров».

– Так вы говорите, премьеру отложат, – подал голос инспектор, видимо чтобы поддержать разговор.

– Отложат, – отозвался Адам, – но, думаю, ненадолго. Сегодня я еще Пикока не видел, но слышал от Джоан, что он разговаривал с Леви. Тот в прединфарктном состоянии.

– Просто не верится, – произнес Стейплтон тоном без намека на глубокое потрясение. – Ведь я только вчера поздно вечером виделся с мистером Шортхаусом. И он, кажется, был в полном порядке.

Мадж оживился:

– Значит, вы последний, кто видел его живым?

Молодой человек кивнул:

– Выходит, что так.

– Позвольте спросить, а зачем вы к нему приходили?

– Вообще-то я композитор, начинающий. Написал оперу, и мистер Шортхаус любезно согласился посмотреть партитуру. Его мнение было для меня важно.

– И вы собирались обсуждать это в столь поздний час?

– Мне тоже показалось странным такое предложение, но он сам назначил встречу. Не мог же я возражать.

– Как по-вашему, сэр, что мог делать мистер Шортхаус в такое время в театре?

– Понятия не имею. Когда я пришел, он усиленно накачивал себя джином.

– А почему он решил принять вас в театре, а не дома?

– Не знаю, наверное, у него были причины находиться там.

Мадж кивнул:

– Сторож Фербелоу говорит, что вы пробыли в гримерной всего несколько минут.

– Да, – коротко ответил Стейплтон.

– И больше никого там не было?

– Никого. Он был краток. Что-то в моей опере туманно похвалил, сделал несколько малопонятных замечаний. Мне показалось, что он вообще не раскрывал партитуру. Кстати, в гримерной ее не было. Наверное, осталась у него дома. Надо бы партитуру как-то вернуть.

– От него вы сразу пошли к себе?

– Да.

– И где вы живете?

– Рядом с театром, на Кларендон-стрит. Джудит живет в том же доме.

Инспектор посмотрел на девушку:

– Мисс Хайнс, вы слышали, как возвращался мистер Стейплтон?

Джудит покраснела, как будто ее уличили в чем-то неприличном: