— Знаю что? — не сразу понимаю я, о чём он сейчас.

— Ты знаешь себе цену, Инна? — и я отмечаю, что он даже запомнил моё имя.

Значит не зря я тут так распалялась. На работу меня точно не возьмут, но хотя бы забудут не сразу.

— Ты только что тут мне объясняла, что переспать со мной согласится разве только та, кто не знает себе цену, — покачиваясь на носках и закинув руки за спину, как профессор на лекции, продолжает Роман Борисович. — Ну так вот, я тебя спрашиваю ещё раз, — смотрит она на меня уже совершенно стальным холодным взглядом, от которого у меня всё съёживается внутри. — Ты сама себе знаешь цену? Сколько ты стоишь? — продолжает смотреть он на меня в упор, и я не знаю, что ему ответить.

Я сама себя загнала в угол.

И я только тихо выдавливаю из себя:

— Я не продаюсь…

И тут слышу, как этот чванливый и безумно сексуальный мужчина разражается весёлым заливистым смехом. Совершенно искренним и зажигательным. Таким, от которого у меня самой внутри всё начинает булькать от хохота.

— Поверь, моя маленькая крошка, — наконец-то затихает он, и я вижу какими озорными стали огни в его глазах. — Всё в это мире покупается и продаётся. И, следовательно, всё имеет свою цену.

— Даже вы? — не удержавшись, выпаливаю я ему прямо в лицо, и он отвечает, уже с любопытством разглядывая меня:

— Даже я, Инна. Даже я, — соглашается он со мной. И я слышу лёгкий оттенок грусти в его голосе. — Всего два миллиарда долларов. Это не секрет. Список Forbes, тридцатая строчка, — спокойно отвечает он. — Просто, поверь, в мире не так много людей, способных, а главное, желающих заплатить эту цену… И каждая из тех девочек в коридоре была бы счастлива, если бы за неё дали бы в миллион раз меньше. Понимаешь?

И я лишь качаю головой в ответ.

— Тогда, к сожалению, я вам не подхожу, — тихо отвечаю я. — Потому что я точно знаю, что я не буду счастлива, если меня просто так купят. Хоть и за десять тысяч или сто тысяч долларов, — продолжаю я.

Хотя в душе я точно знаю, что мне нужны эти деньги, и ради спасения своей сестрёнки я готова душу продать. Но, оказывается, не тело… Хотя какая же я беспросветная дура! Многие на моём месте сейчас бы уже стояли на коленях под столом и со страстным лицом ублажали бы этого миллиардера.

Только не Инна Лотоцкая. Она выше всего этого. Она сейчас выйдет из этого роскошного кабинета с гордым видом и пойдёт прямиком на панель, чтобы заработать на срочную операцию для своей сестры.

По крайней мере на панели меня никто не будет так унижать! Просто бизнес: деньги за честно выполненную работу и не более того.

— Ну что же, хорошо, — смотрит на меня пристально Роман Борисович, а потом, словно совершенно потеряв ко мне интерес, возвращается за свой рабочий стол и плюхается в кресло, вытянув во всю длину свои стройные ноги в дорогих брюках.

И я сама того не контролируя, бросаю взгляд на его ширинку. Которая снова весьма недвусмысленно топорщится. Ну что же, за мной — целая очередь из желающих зарыться лицом и губами в эту ширинку, только дай знак.

И ни одна из них не упустит такой шанс.

— Спасибо, ты свободна, — совершенно безразличным тоном бросает мне Вербицкий, и я выхожу из кабинета.

И чувствую, как у меня в носу предательски щиплет. От подступающих слёз и обиды.

На что я вообще надеялась?!

6. 6

Я открываю дверь и впечатываюсь со всей дури лицом во что упругое, твёрдое и тёмное.

Долю секунды не могу понять, что это снова со мной приключилась, как слышу тот самый заботливый знакомый голос из лифта:

— Вы в порядке?! Так вы уже здесь? — вдыхаю аромат какого-то мужского парфюма, приятного и ненавязчивого. С нотками хвои и звёздного неба.