Лиамея любила Олтара всем сердцем. Он отвечал лишь равнодушным теплом, Лиамея видела это ясно и была благодарна ему за то, что ничего не слышала о его увлечениях – Олтар никогда не использовал ее чувства против нее. Он и не стал бы: этот принципиальный, честный, сильный духом человек в жизни не опустился бы до унижения влюбленной женщины даже намеком.

И он заботился об ее сыне.

Фактически, Олтар спас Лиамею тогда: забеременевшая не от императора наложница могла быть с позором отлучена от двора или казнена. Семнадцать лет назад, когда десять наложниц стали жертвами сошедшего с ума лекаря Варра, использовавшего для оплодотворения не только семя императора, но и свое, правитель велел задушить всех, кто родил детей от Варры, вместе с их отпрысками.

Лиамея произвела на свет ребенка раньше срока и точно знала, от кого он – и Олтар знал. Но он не только скрыл правду от императора, но и сумел убедить всех, что женщина вынашивала дитя правителя и потеряла его, не успев разродиться. Великого лекаря Дэмина Лоани тогда не было при дворе, а с почтенным лекарем Шеном, осматривавшим Лиамею, Олтар сумел как-то договориться: тот подтвердил, что сын императора умер в утробе.

Лиамея осталась во дворце, полная благодарности и готовая боготворить главу службы безопасности. Поначалу у нее даже была возможность изредка видеться с сыном, но когда мальчику исполнился год, Олтар отдал его на воспитание в семью, которой доверял, и запретил встречи. Лиамея часто расспрашивал его о сыне, и Олтар с охотой рассказывал, что любит этот мальчик, нынешнего имени которого она не знала. Иногда Олтар даже показывал ей отрывки собственной памяти: Лиамея знала, что сын растет красивым, здоровым и сильным, что он хорош в охоте, что прекрасно и всесторонне образован, что когда он улыбается, у него, как и у нее, расцветают ямочки на щеках.

И знала, что, пока за сыном приглядывает Олтар, с ним все будет хорошо.

.

А недавно Ассая обмолвилась, что ее друг видел Олтара в Страце с молодой девушкой, не больше двадцати лет от роду, и что мужчина обнимал эту девушку весьма недвусмысленно. Это было сказано в банных залах, громким сокрушенным шепотом – и хотя Лиамея предполагала, что ее пытались уязвить, все же не могла не засомневаться, ведь сама в этот момент находилась в круглом зале, и никто из обсуждавших новость об этом не знал.

Никогда Лиамея не смогла бы спросить у Олтара, правдивы ли слухи.

Она нашла советника, который рассказал наложнице Ассае о встрече с Олтаром, и была опустошена: возможно, этот жадный до вина человек и имел репутацию легкомысленного, но также славился своей кристальной, почти болезненной честностью, над которой подшучивали даже слуги. Он рассказал Лиамее, что за последние десять лет не раз встречал Олтара с девушками, и ни одной на вид не было больше тридцати, и когда расстроенная Лиамея возмутилась такой разницей в возрасте – Олтару самому не меньше трех сотен лет! – предположил, что девушки могли быть шепчущими.

Молодые. Шепчущие. Вот что не давало Олтару обратить свой взор на сорокалетнюю Лиамею! Как и все наложницы, она не имела даже искры дара, а старея, теряла последние крохи шанса!

Это превратилось в наваждение. Лиамея боялась заглядывать в зеркала. Стоило ей услышать в коридоре, как обсуждают тайный язык, и все внутри сворачивалось в мерзкий склизкий ком собственной ничтожности.

Выплакав, кажется, все глаза, наложница снова поплыла сквозь дни вперед – и мир подарил ей надежду. Она слышала, что исследованиями долголетия и вечной молодости занимается великий лекарь, которому император приказал найти лекарство от старости. Наложницы шептались о его экспериментах, и каждая хотела поучаствовать в них. Они передавали друг другу раздутые слухи, которые Лиамея делила в уме натрое: что Дэмин Лоани подарил пожилой служанке какое-то снадобье, благодаря которому она не только стала выглядеть как собственная правнучка, но и перестала стареть.