– А она ведь хотела, да что там… Рвалась в лавку-то, – задумчиво сказала девушка. – Меня тогда будто толкнул кто, сразу в дверях встала. И ведь даже в голову не пришло, что поступаю невежливо в общем-то…

Аникеюшка даже засияла вся и пухлые щечки ее покрылись румянцем:

– Вот, – наставительно подняла она палец, – вот она, магия-то. Стало быть, настоящая у нас хозяйка-то, – она покосилась на сконфуженного Боровичка, внимающего Тане.

– Только настоящая хозяйка так поступить может. Она только знает, она чувствует, что в лавку-то магическую, волшебную вход посторонним закрыт.

Иначе духовочки такого напекут, что выбрасывать придется.

Таня подняла бровь:

– Странная тут у вас магия-то. Духовка печет себе и печет. Как может на нее повлиять, если зайдет кто? Пирог-то внутри? – она недоуменно качнула головой.

Вот сердцем она чувствовала, что права Аникеюшка, но понимать толком не понимала.

– Ну дык как же, – забасил, не выдержав, Боровичек. – Принесет в магическое пространство искажений своих, исправлять замучаешься, – он покосился на Аникеюшку. Та только головой кивнула.

– Ведь знаешь же, что готовить нужно только в хорошем настроении иль не? – он глянул на Таню, сдвинув шляпку на бок, отчего стал походить на белый гриб еще больше. Такой вот боровик с голубыми как небо глазами.

Таня невольно улыбнулась и пожала плечами. Ну, она что-то там слышала про эмоции. Но тут же нахмурилась. А ведь и правда. Таня и сама бралась печь только в хорошем настроении. Правда, не всегда. Ой, не всегда. Бывали в ее жизни моменты, когда она таким образом как раз поднимала себе настроение.

Бывало, придет вечером в пятницу и без сил бросится на диван. Вот просто свалится. А перед глазами вдруг нарисуется только что вынутый из духовки, сделанный на скорую руку рассыпчатый пирог с творогом.

Настроение тогда чудесным образом поднимается и Таня улыбается. Улыбается, поднимается и принимается за готовку.

Стоп.

Получается, она всегда готовила только в хорошем настроении?

Таня заулыбалась:

– Похоже, знаю. Ведь только тогда получается действительно вкусно.

– И не просто вкусно, – забасил довольный Боровичок, – а еще и полезно, вот, – домовой умолк и степенно кивнул.

– Посторонних не пускать никак не можно, хозяйка. Ауру портят. И чисть ее потом, чисть,– пожаловалась Аникеюшка. – Вот ты и почувствовала. Сама, сердцем своим. Так что наша ты, наша хозяюшка.

– А как звать-то тебя-величать? – вдруг спохватилась домовушка. – Али Соларой можно?

Таня вздохнула и призадумалась.

Вот как бы ей хотелось, что Таней ее тут звали. Но нет. Путаница одна будет. Она и сама уж путаться начинает.

– Звать-то меня Таней, – задумчиво сказала девушка и перекинула косу с одного плеча на другое.

– Как же называть станете… А вот сами мне и скажите! – решительно добавила она.

Аникеюшка прищурилась и взглянула на задумавшегося Боровичка. Минуту, не больше, они глядели друг на друга и будто разговаривали.

Потом согласно кивнули друг другу и Аникеюшка вздохнула:

– А ведь не простой вопрос твой, хозяюшка. Ох и непростой. В замешательстве мы с Боровичком большом. Да вот удумали, что лучше всего будем звать тебя просто - хозяйка.

Оно ведь как?

Теперь ты настоящая хозяйка этой лавки. И мы вот с Боровичком, – она опять покосилась на супруга, а тот развел руками, – признали тебя.

А то ведь… – замялась Аникеюшка, – коли Соларушка-то возвертается?

Нет, оно лучше просто - Хозяйка.

Таня задумалась на мгновенье и кивнула головой:

– Хозяйка так хозяйка. Подойдет.

17. Глава17

Тут ее взгляд упал на стоящий на столе медовик. Парадно упакованный, обвязанный с трудом добытой ленточкой. Тортик, за которым никто не пришел. И хоть Таня оказалась хозяйкой лавки только сегодня, а почуяла девушка неладное.