Даже императору захотелось в тот момент отвернуться, таким неуместным он почувствовал себя в этот момент. Это был их момент. Только их.

Но он был разумным и циничным политиком. И досмотрел до конца, чтобы убедиться, что не ошибся в этих двоих – молодых, порывистых и искренних в своих чувствах.

– Тимира Майро, станешь ли ты моей женой? – прозвучало негромко, почти неслышно за пением птиц и шелестом листвы.

Император снял одно из своих колец и передал его Тойво, чтобы тот надел его на палец Тимиры. Старинный перстень с темно-лиловым камнем, в глубине которого горела магическая искра.

Она смогла только кивнуть – горло перехватило и во рту пересохло, она не сумела произнести ни звука.

О роли Иржи в их истории они так и не говорили. Тем более, что тот покинул столицу в ту же ночь и не явился на свадьбу, которую сыграли через несколько месяцев. Тойво уводил разговор в сторону, если речь заходила о помощи его брата в этой истории, и Тимира быстро привыкла не поднимать сложную тему.

Меньше всего она хотела его расстраивать – на него и без того свалилось слишком много ответственности, когда император приблизил его к себе, а вскоре, после череды повышений – назначил первым советником.

Публика любит красивые истории.

К тому же оказалось, что выдумка о том, что Тойво сильнейший маг современности – чистая правда. Народ обрел нового героя, а Тимира – лучшего мужа на свете.

Шум за стенами кареты становится громче – скрип обозов, ржание лошадей, голоса. Карета вздрагивает и тоже медленно движется по дороге, уже не увязая в песке, здесь камни расчищены. Въезжает в ворота крепости и останавливается. Короткий стук в дверь – она открывается, и Тойво заглядывает внутрь, протягивая руку:

– Выходи, тут кое-кто хочет с тобой поздороваться.

Тимира уже знает кто. Но натягивает на лицу удивленную улыбку, когда видит Иржи, ожидающего ее в двух шагах от кареты. Он сгибается в поклоне, и его улыбка выглядит так же неестественно, как ее. Впрочем, это может быть игра света и тени от факелов и фонарей, окружающих их, но не разгоняющих темноту пустыни до конца.

Вблизи видно, что Иржи загорел, от былой северной бледности не осталось и следа. Но странным образом ему это идет даже больше – идет к черным дерзким глазам, растрепанным кудрям и поцарапанной песчаной броне. В левом ухе у него россыпь серег с разноцветными камнями, на шее не меньше десятка шнурков с амулетами, а когда он стаскивает с руки перчатку из драконьей кожи, обнаруживается, что пальцы его унизаны кольцами.

Со времен визита в Ильдаум побрякушек у него прибавилось, но ведь Тимира и не видела его на северных рубежах. Он явно не стесняется использовать любые средства, помогающие выжить. Даже без собственной магии, она уверена, он сможет противостоять изрядному количеству врагов, опираясь только на силу артефактов.

Она не раз слышала похвальбу от ветеранов, как они с голыми руками выходили на чудовищ или на целые полки врагов и побеждали одной голой силой. Конечно, она восхищалась их храбростью, но всегда в глубине души считала, что это глупость – не пользоваться даже самой незначительной помощью в бою. В реальном сражении доблесть – выжить, а не умереть, не опустившись до вскрытия артефакта, заряженного «тыловой крысой».

Она протягивает руку Иржи, ожидая чего угодно – пожатия, как от партнера по спасению Тойво, поцелуя, как от джентльмена, но не ожидая, что, едва коснувшись кончиков ее пальцев, он отдернет свои, словно обжегшись.

Дерзкий взгляд только на мгновение вспыхивает, вонзившись в ее зрачки так глубоко, что Тимира вздрагивает – и тут же тухнет, упираясь в камни под ее ногами.