В школе Альма училась урывками. После весенних дождей ее забирали, используя как рабочие руки по сбору напитавшегося водой ягеля — это был основной заработок матери, сдававшей ценное сырье на заготовительный пункт. Летом и ранней осенью надо было запасать ягоды, рыбу и птицу. Зимой Альму отправляли в интернат, чтобы сэкономить припасы, а весной, после первых проталин, начинался новый круг забот.

Психолог и сотрудник Федеральной Службы сохранения популяции древесных барсов пришли к ней незадолго до вручения аттестата о среднем образовании — выданного из жалости и пестревшего натянутыми тройками. Расспросили о планах на будущее, выяснили, что у нее нет ни целей, ни определенных желаний, и предложили два варианта на выбор. Она могла получить государственную субсидию на строительство отдельной заимки, а могла остаться в городе, устроившись на работу. Альма осторожно сообщила человеку и рыси, что у нее нет никакой профессии. И она не уверена, что сможет работать на каком-нибудь заводе или на стройке — там слишком много других оборотней и людей.

— Ваш преподаватель по народным ремеслам дал вам превосходную характеристику. Мы можем предложить вам место в научно-фольклорном Центре, созданном для сохранения национальной культуры дарсов.

Звучало красиво, а на самом деле Центру требовался простой ремесленник, который будет изготавливать сувениры для ЗАГСов и туристов. Платили немного, зато предоставляли жилье в коттеджном поселке, питание в столовой, прикрепляли к спецполиклинике и обеспечивали любыми лекарствами по назначению врача.

Альма хорошо подумала и выбрала город. Она не любила толпу, старалась не заходить в торговые центры, кинотеатры, лишний раз не гуляла по шумным улицам. Но и не испытывала неприязни ни к людям, ни к рысям, ни к другим дарсам — спокойно общалась один на один, могла посидеть в небольшой компании. Ее тревожила мысль, что однажды природа возьмет свое, и ей придется искать более-менее подходящего кота. Альма избегала прикосновений, с недоумением смотрела на рысей, которые постоянно тянулись друг к другу, бодались лбами, терлись носами и мурлыкали, не стесняясь посторонних. Она представляла себе знакомых дарсов — на ее потоке учились пятеро котов — и сомневалась, что захочет кого-то потрогать без серьезного повода. И кошка не подталкивала ее искать подходящее дупло, чтобы подманивать призывным воем кота — ограничивалась беготней по лесопарку и окрестностям поселка.

Четыре года, прожитые в одиночестве, стали лучшим временем в ее жизни. Она довольно быстро нашла себе дело по душе — изготавливала вежи, приманки для благоволения Линши, обещающие приплод в семье. Плетеные талисманы ей не удавались — выходили кривыми и косыми, с некрасиво торчащими нитями. А первая же вежа получилась аккуратной, руки сами налепили кисточки на треугольных ушках фигурок, и куратор улыбнулась: «Ой, какие милые рыси! Надо будет для знакомых оставить».

Воодушевленная Альма начала разыскивать литературу, наткнулась на серию этнографических статей, переслушала кучу аудиофайлов и однажды осмелилась прочитать над вежей наговор. Потом еще один, потом сразу два — на изгнание семейных раздоров и легкий окот. Ее перестали устраивать казенные материалы. Брала их как основу, занималась дополнительной обработкой — спасибо записям этнографов — вязала кисти для входных проемов, плела пояса для фигурок, варила рыбий клей.

Появились первые заказы. Пара рысей попросила вежу на третьего ребенка, полярная лисица — на мир да любовь в семье. Заместитель директора Фонда влез без очереди, умоляя срочно сделать вежу на приплод и легкий окот — для дочки. Альма выполняла пожелания и почти забросила работу для ЗАГСов. Ей говорили: «Сувенир любой ремесленник склеить может. А твои вежи работают. Грех растрачивать силу на казенные подарки».