Он поставил вежу на подвесную полку — сойдет за подобие красного угла — побродил по комнатам, выбирая выгодные ракурсы, а потом плюнул и кое-как отснял кровати и кухонную посуду — на радость маме.

«Как ни старайся, отцу таким отчетом не угодишь», — подумал Илларион, удаляя совсем расплывчатые фото.

Если мама не одобряла переезд, не желая терять контроль над жизнью сына и внука, то отец считал, что этим действием Илларион хоронит себя заживо. При первом же заявлении: «Я хочу пожить на юге» случился неприятный разговор.

— Ты собираешься уехать туда, где нет кошек.

— Ну и что? — удивился Илларион. — Я и тут ими не сильно-то интересуюсь. Какая разница, есть они там или нет?

— Тебе надо искать подходящую кошку. Нельзя все свободное время посвящать ребенку. Для кота-альфы это ненормально. Ты должен создать семью.

— Давай не будем применять слово «должен» к моей личной жизни, — закипая от злости, попросил Илларион. — Ты прекрасно знаешь, что никто из моих знакомых кошек не горит желанием воспитывать Братислава. Три-четыре встречи, а потом проскальзывает намек, что его надо отдать в интернат — «он же наполовину древесный барс, ему трудно жить в обществе». Это наглая ложь. У Брайко есть капризы — как у всех детей. Он нормально социализирован. Изредка ищет уединения, но это неудивительно — мне тоже иногда хочется убежать с семейного праздника и спрятаться под кровать. Просто никому не нужен альфа с прицепом. Мне в открытую говорили, что это обделит вниманием общих детей.

— Ищи ту, которая согласится. Такие были, не делай вид, что всех пугает Братислав.

— Были, — согласился Илларион. — Проблема в том, что они не вызвали у меня физического желания и приязни.

— Ты как будто специально выискиваешь чужие недостатки — эта не хороша, эта не пригожа. А теперь еще и бежишь куда подальше. Братислав вырастет, спохватишься, что живешь один, в чужих краях, и что тогда?

— Тогда и подумаю. Оставаться здесь, чтобы искать мачеху для Брайко, не собираюсь.

— Это ненормально, — в очередной раз повторил отец. — Ты взял на себя роль кошки.

— Нормально, — огрызнулся Илларион. — Я этого хотел.

Он действительно этого хотел — не роли одинокой кошки, а забрать в свой дом своего ребенка. Еще не зная, что это будет Братислав, маленький альфа: все равно, кого — хоть кота, хоть кошку. Берте это было не нужно. Ей и сам Илларион сгодился постольку-поскольку: унимал потребности тела, не сильно путался под ногами, после скандалов сразу уезжал, не пытаясь обосноваться в доме. У Берты не было понятия «мы», она терпела альфу-рысь, проявляя изрядную снисходительность — для древесной барсы. Винить ее не имело смысла — она Иллариона не приваживала, не заманивала. Принимала на пару дней, и прогоняла, когда злость на вторжение в личное пространство достигала критической точки.

Ни мать, ни отец, ни родня не желали понимать — Берта могла бы вообще ничего не говорить о беременности. И, уж тем более, не соглашаться рожать. Все родственники, как один, подходили к ситуации с мерками рысей, где прибавление в семействе начинало радостно обсуждаться заранее, еще до появления ребенка. Илларион, пообщавшийся со специалистами из Федеральной Службы сохранения популяции древесных барсов, оценивал положение дел иначе. Берта сделала ему одолжение, выносив и родив ненужного ей котенка. Вся ответственность ложилась на плечи Иллариона, и жить надо было так, чтобы выросший Братислав не предъявил ему претензий, не чувствовал себя ущербным и ненужным — даже если ради этого придется жертвовать своими интересами.