– Мы всё слышим, Нора! – кричат блондинке одинаковые, как под копирку,   брюнетки с надутыми губами.

– Не отвлекайся, – хохочет она и тащит меня к огромному гардеробу. Двери-купе открыты, внутри много одежды, которую расхватывают девчонки. Меряют туфли. – Тебе подойдёт что-то нежное, шёлковое, совершенно лёгкое.

Ее веселье отдает болезнью и истерикой. Я стараюсь не углубляться. И так плохо. 

– И все в одном месте одеваются? – тихо спрашиваю, оглядывая одежду, – это же… Негигиенично…

И замолкаю, понимая, какие глупости несу. Гигиена? Серьезно, Ира? 

Ты об этом сейчас думаешь? Правда, об этом? 

– Нормально, – хмыкает Нора, активно роясь в шкафу, – после смены сдаем, все проходит санобработку, что остается целым, конечно… 

Ой, мамочки, даже так?

Перехватывает мой взгляд, пожимает плечами:

– Клиенты , бывает, любят рвать одежду… Любой каприз за ваши деньги! – уже , практически, поёт Нора, глаза с огромными зрачками неподвижны. 

Я понимаю, почему она такая веселая, и сжимаю губы. Отворачиваюсь. 

– К тому же, – продолжает она,  – все здесь  со справками, тебя,  вроде, тоже проверили. Не пустили бы без анализов.

Я краснею. Это правда, медкнижку мне сделали очень быстро.

– Что тебе нравится? – спрашивает Нора, хмурится и перебирает вешалки с сарафанами, похожими на нижнее бельё.

– «Депутат-стайл», – усмехаюсь я.

– Что это значит? – косит на меня голубыми глазами Нора. 

– Это слэнг дизайнерский, – усмехаюсь, – нам типа боХато.

– А ты что,  дизайнер одежды?! – хохочет опять Нора, прикладывая ко мне светло-зелёный сарафан.

– Да, – киваю я.

– А как попала-то сюда? – интересуется одна из брюнеток с силиконом на губах и в груди.

– Я? – оглядываюсь.

–Ты, – усмехается брюнетка, встает рядом и вместе с Норой прикидывает на меня разные платья.

– Я хотела вышивальную машину. Она дорогая.  Семьсот тысяч.

– Ого!

– Да, – кивнула я. – Взяла в долг, не в банке. А сайт, продающий промышленные агрегаты, оказался левым, и я влетела в долг. А у меня, девочки, уже заказы были на постельное бельё для молодоженов и для новорожденных. А узоры какие я придумала! Такие проекты! 

Неожиданно глаза начинает щипать, утерянная мной навсегда реальность обрушивается, давит, заставляет задыхаться от ужаса. 

От осознания, финального осознания происходящего вокруг бреда. 

– Не реви, а то тушь потечёт, – шепчет Нора, натягивает на меня нежно-бежевый сарафан на тонюсеньких лямках. – Бюстик снимай.

– Тупорылая, – грубит та, что делает эпиляцию. – Так тебе и надо, дура. Ничего, здесь тебя уму разуму научат.

– Заткни пасть! – рычит злобно брюнетка, а Норе шепчет, кивнув на меня,  – её Равилю отдают, а они группой любят…

Воцаряется тишина, по крайней мере, возле нас.

У меня по коже бежит колючий холодок. Пытаюсь осознать услышанное. Понять. И  руки начинают дрожать от ужаса. Сама я не в состоянии снять лифчик, Нора помогает. 

– Ненавижу безмозглых баб, – огрызается толстая в маске. – Считаю, что они по заслугам получают, за свою безмозглость. Это же надо, из-за машинки швейной влететь! Идиотка! 

– Заткнись, я сказала, – злобно оборачивается к ней брюнетка, – на себя посмотри, овца! Ты -то здесь с какого хера? За мужика отрабатываешь! 

– Да я , в отличие от нее, хоть мужика имею! – поджимает губы толстуха, – а эта дура  ещё и  девочка во всех местах! Идиотка! 

– Это неправда, – встреваю я. – У меня был парень.

– Вот такой, – развязно ржёт она, показывая мне мизинец. – С таким плеву не рвут. Так что тебя ждёт сегодня полный фарш, Витёк Евгенич уже койку в больничке готовит, потому что от Равиля с таким опытом -  только туда.