Виктор Евгеньевич печально улыбается.
– И… Договор же? Да? Трудовой… И поподробнее про саму специфику… Дизайн? – голова отказалась работать ещё вчера. В ушах шум, никакой ясности, но тем не менее, все-таки пытаюсь продавить, узнать хоть что-то.
От недосыпа чувствую сильную слабость, он недоедания трясутся руки.
– Я же сказал, работа творческая… Все по приезду. Собирайтесь.
– А надолго?
– Смотря, как работать будете. Может, пару месяцев… Возьмите вещи, самое главное – документы.
Я киваю, бегу собирать вещи.
Мужчины, не снимая обуви, распространяются по квартире. Слышу, как Виктор Евгеньевич шипит на своих подчинённых: «Ничего не трогать».
Правильно, квартира же не моя. Они думают, я снимаю…
В спортивную сумку отправляю пару трусиков, сменный спортивный костюм и тёплый свитер. Расчёску беру. Пока завязываю кроссовки в прихожей, Виктор Евгеньевич проверяет мой паспорт, отдает мне обратно.
Это почему-то успокаивает. Они не собираются забирать мои документы. Ну конечно, зачем они им?
Без сопротивления выхожу из квартиры. Виктор Евгеньевич закрывает дверь. Ключ кидает в почтовый ящик на первом этаже. Мы выходим в прохладный осенний день.
Двое здоровых парней зажимают меня между собой, и я иду как на эшафот, растерянно поникнув головой.
Усаживаемся в чёрный огромный внедорожник и выезжаем со двора.
Тихо. Пахнет кофе и немного сигаретами.
Мимо проносятся привычные с детства улицы, люди ходят… Мы с Ладой столько времени провели здесь.
Гуляли с коляской, потом за руку с Богданчиком… Надо все же им позвонить. Предупредить, что я работу нашла…
Беру в руки телефон, и в этот момент желудок начинает урчать на всю машину, громко-громко.
Ужасно стыдно! Краснею, прячу взгляд, изо всех сил уговаривая проклятый организм угомониться!
– Ирина, хотите есть? – начальник смотрит на меня по-доброму, как на ребенка. И это участие неожиданно подкупает.
Я торопливо киваю.
Очень хочу. Очень.
Он щёлкает пальцем. Один из парней достаёт из багажника чёрный рюкзак. Подаёт мне термос. Сам помогает открыть крышку.
Ударяет в нос невероятный аромат тушёной картошки. Я чуть сознание не теряю.
Откладываю телефон. Потом наберу, когда поем.
Уже понятно, что ничего плохого мне не сделают. Надо же, картошка… С мясом, Господи!
Мне в руки вкладывают пластиковую ложку.
Благодарю и начинаю есть.
Боооже… Это самое вкусное, что я вообще в своей жизни пробовала!
Мне так хорошо в этот момент, что буквально с трёх ложек морит в сон от невероятной сытости.
– Спасибо, – еще раз, почему-то шёпотом благодарю я, ищу телефон, чтоб набрать Ладе, и не нахожу.
Руки почему-то не слушаются, но я упорно обшариваю сиденье, гадая, куда он мог завалиться.
Виктор Евгеньевич с переднего сиденья внимательно наблюдает за моими действиями. Поднимаю голову и ловлю его взгляд.
И ужасаюсь. В нем нет и капли того добродушного участия, что было буквально пару минут назад, когда он предлагал мне термос с едой.
Нет. Он разглядывает меня, как подопытного зверька, которому уже вкололи смертельную дозу какого-нибудь экспериментального лекарства, и теперь просто фиксируют данные.
Приходит осознание ситуации, но, как всегда в моем случае, поздно.
Телефон я не найду.
И паспорт при мне совсем ненадолго, скорее всего…
В голове мутно, все плывет. Поворачиваюсь, смотрю на проплывающий мимо родной город.
Мне бы закричать, стекло разбить…
Но сил нет. Совершенно.
Я так и отключаюсь, запомнив лишь рыбьи глаза Виктора Евгеньевича, равнодушно изучающего мое испуганное лицо.